Витька дал ему подзатыльник.

– За что?

– За то, что старших не уважаешь, – дал второй. – И прекращай лазить где попало, а то застрянешь в какой-нибудь трубе и помрешь там же. Никто спасать тебя не полезет.

– Не застряну.

Витька направился в сторону квартиры. Ваня потопал за ним.

– Эй, я что сказал? Домой!

– Возьми меня завтра с собой в поле.

– Размечтался. У тебя своя работа есть.

– Ага, машины чинить…, – Ваня вздохнул. – Это ску-у-учно. Дядя Толя ничего мне не разрешает делать, только ключи ему носить.

– Надо с чего-то начинать.

– Я не хочу чинить машины, я хочу быть сталкером. Как Кобальт.

Это имя резануло Витьку по ушам. Он схватил пацана за рукав и затащил в квартиру. Заперев дверь, усадил его на кресло и пригрозил кулаком.

– Еще раз заикнешься о нем, я тебе уши откручу. А если кто другой услышит? Сдаст тебя Оперу, и останешься без нормы.

Ваня нахмурился, сдерживая протест. Терпение лопнуло через пять секунд.

– А почему нельзя о нем говорить?!

– Потому!

– Он же герой! Я знаю все истории о его подвигах: и как он победил огромного червя в метро, и как голыми руками расправился с ордой броненосцев. Никто из сталкеров ему в подметки не годится.

Витька и сам раньше с придыханием пересказывал эти истории – представлял себя на месте дяди, мечтал когда-нибудь стать таким же, как он. Тогда еще не догадывался, что весь этот мифологический героизм Кобальта – обычная туфта, сказки для детишек.

– Эти истории – выдумка.

– Неправда! Это было по-настоящему. Знаешь, что мне кажется? Ты просто ему завидуешь.

– Он виноват в том, что началась война. Из-за него погибли люди. А хочешь знать кто был настоящим героем – твой папа.

Ваня опустил взгляд в пол и произнес себе под нос:

– Никакой он не герой.

– О чем ты?

– Мой папа не герой! Его убили в начале штурма, он даже не успел ни в кого выстрелить. Я нашел его пистолет, там предохранитель не был снят. Вся история со спасением гражданских – выдумка.

Повисло молчание.

– Он погиб, пытаясь защитить тебя. Ты все равно должен им гордиться.

– И я горжусь. Не тем папой, о котором говорят – там герой и все такое, а настоящим, каким он был – добрым, заботливым, смешным. Он меня любил.

– Лучше не говори об этом никому, хорошо?

– Просто ненавижу, когда врут, – Ваня устало улыбнулся. – Можно я у тебя останусь?

Витька вздохнул.

– Только дядю Толю предупреди, он волноваться будет.

Пацан взвизгнул от радости и схватил рацию. Связавшись с отчимом, сказал, что останется ночевать у Витьки. Толик не поверил и попросил Витьку подтвердить.

– Витя на связи. Подтверждаю.

«Надеюсь, он не держит пистолет у твоего виска?» – спросил Толик.

– Ты, как всегда, прав. Спокойной ночи.

«И вам доброй ночи. Конец связи».

– Давай спать, завтра у меня трудный день.

Вано устроился поудобней на диване, поджал ноги и уставился на Витьку.

– История на ночь! Расскажи, как Сёмка погиб.

– Нет.

– Ладно. А куда завтра едешь?

– Да так, нашли запасы соляры тут недалеко. Если удачно продадим, привезем много воды.

На лице Вани промелькнуло разочарование.

– Ты стал как они. Тоже врешь.

– В смысле?

Ваня достал из кармана продолговатый стеклянный сосуд, плотно закрытый крышкой, с прозрачной маслянистой жидкостью внутри. Положил на стол кусочек рафинада, аккуратно вскрыл сосуд и, держа его подальше от лица, накапал несколько капель на кусочек сахара.

– Смотри, что сейчас будет. Это мое любимое.

Сахар пожелтел, задымил и стал быстро чернеть, разбухая в размерах, будто изнутри вылезала крохотная тварь с щупальцами. Когда все закончилось, Ваня взял получившуюся плюшку в руку и протянул Витьке.

– Потрогай, еще теплый. Это уголь. Когда застынет, можно даже рисовать.