Эли…

– Сырья нам хватит по гроб жизни. Я знаю, где достать еще сотни тонн кислоты, – похвастался Гриша.

Опер взглянул на пустующий стул Бати.

– Это все благодаря им, нашим защитникам. Это вознаграждение за победу.

Ивановский зааплодировал, к нему присоединился Бизон и сам Опер. Витька тоже изобразил нечто похожее на аплодисменты, но ему мешала колба с водой в руке.

– Правое крыло заберем под производственную площадку, – Опер разложил на столе схему здания. – Григорий, ты поможешь написать инструкции, последовательность всех операций. Мы организуем производство так, чтобы ни у одного рабочего не было доступа к полному технологическому процессу. Даже у тебя. И у меня. Мы должны защититься от любого вредительства. Секрет производства воды будет принадлежать Миду и только ему.

Гриша в ответ покивал.

– Необходимо как можно скорее выйти на начальный показатель в пятьдесят литров в сутки – это минимальная норма жителей Мида.

Гриша задумался.

– Если все оборудование будет на месте, будет сырье и кислота в количестве хотя бы тонны, то…, – он почесал подбородок. – Через две недели можно будет получить первую воду.

– Слишком долго. В баке осталось двадцать литров, сегодня каждый получит по стакану, и это все. Хоть что-то мы еще можем восстановить очистной машиной, но это крохи. Продавать нам нечего, топлива осталось только на доставку оборудования и кислоты. Подумай еще раз.

Гриша снова задумался.

– Возможно, если у меня будет в помощь человек пять.

– Хоть десять.

– Если работать круглосуточно, и если не будет дополнительных проблем, то… Справлюсь дней за пять…

– За три!

– Три…, – Гриша глубоко вздохнул. – Ладно… Как можно быстрее доставьте оборудование и сырье. Я пока начну готовить цех: сделаю вентиляцию и залью бетоном фундаменты.

– Список оборудования, где и что достать – нужен через час.

– Сделаю.

Ивановский кивнул и вышел из кабинета. Опер вызвал Толика по рации.

– Сколько у нас соляры? – с ходу спросил он механика, когда тот вошел.

Толик ответил без раздумий, словно его спросили о количестве зубов во рту:

– Сто двадцать восемь литров.

– Маловато, – Опер вздохнул. – Ты нашел технику?

– На стоянке Гортранса есть старый бензовоз, я его подлатал, ехать можно. Там же полуторатонник бортовой с краном. Резину поменял, масло свежее залил. Не подведут.

– Рассчитай соляру, чтобы хватило обоим туда и обратно, – Опер обернулся к Витьке. – Ты за оборудованием, бери с собой пару человек – придется поработать руками, скажешь им, что на продажу везем. С Акиловскими в конфликты не вступать – пусть проверяют, что везете, все равно не поймут, кому и зачем нужно это барахло. Им говоришь для своих нужд, воды в залог нет, потом вернем с процентами под мою ответственность. Пусть связываются со мной, я подтвержу. За ночь подсохнет, завтра с рассветом выезжаем. Мы с Бизоном на Автозаводскую за кислотой. К вечеру все по списку должно быть в цехе. Отнеситесь к этому максимально ответственно, второй попытки у нас не будет. От завтрашнего дня зависит судьба Мида.

– Мой любимый Ротозей.

– Не называй меня так, а то пожалеешь.

– Ты ничего мне не сделаешь… Ты мой мужчина.

– Да… Называй как хочешь. Я принадлежу тебе. Если с тобой что-то случится, я пущу себе пулю в рот.

– Нас не разлучит даже смерть…

Их губы сомкнулись в страстном поцелуе. Ротозей почувствовал на лице прикосновение ее мягких волос, провел носом по бархатистой коже. От Герды исходил приятный цветочный аромат, напомнивший об усеянном сочной растительностью лугу, где маленький Костя любил проводить время в детстве. Часами он валялся на траве под палящим солнцем, разглядывая узоры в облаках: гусей, коров, трактора. На соседнем поле трудился разнорабочим его алкаш-отец. Из всех живых существ, окружавших отца на протяжении его короткой жизни, он любил только своего коня по имени Буцефал. Общего у той дохлой клячи и римского скакуна имелось столько же, сколько у Кости и городских мальчишек, приезжавших в деревню на лето погостить к своим бабушкам. Они были хорошо одеты, катались на велосипедах, у каждого имелся мобильный телефон. Косте похвастаться было нечем. Вместо одежды, он носил тряпье, оставшееся от дяди Семена, младшего брата отца, повесившегося на березе лет десять тому назад. Отец пропивал всю свою крошечную зарплату, так что надеяться на покупку велосипеда или телефона мальчику не приходилось. Из собственности у Кости была только зависть – в ней он купался сполна.