Вторникъ. … Мама съ тетей Феней ездили къ Корнилову на заводъ… Вечеромъ была Лизочка, сидели разговаривали. Ей, видимо, не особенно-то сладко живется. Свекровь у ней ужасная и хоть ходитъ редко, да метко, оставляя после себя какъ память какую-нибудь непрiятность. Пожалуй, что она ужъ и кается, что вышла замужъ. Нажила только семью и не только не облегчила себе заработокъ, но и, пожалуй, больше придется работать.

Въ этотъ день сильно захворалъ дедушка. Сделалась у него рвота и долго не останавливалась, т.ч. докторъ определилъ параличъ кишекъ. Теперь ничего, поправляется. Пусть поживетъ, къ лету трауръ ужъ очень непрiятно. У бабушке же сделалось разлитiе желчи и вообще неважно сердце, такъ что они оба не очень надежные жильцы.

Въ среду днемъ я занималась, какъ вчера и сегодня, шитьемъ своей рубашки. Обедала раньше всехъ и на сладкое ела мороженное – вафли, продающееся теперь какъ новость по дворамъ. Развозятъ его въ красивыхъ тележкахъ люди, одетые поварами. Вообщемъ, это просто две вафли печенья отъ Сiу, смазанныя между слоемъ сливочного мороженного. Простое гораздо лучше, и теперь я повадилась его есть. Пусть все кричатъ, что его грязно приготовляютъ и всего туда мешаютъ. Мне все равно – вкусно, до сихъ поръ еще не отравилась ни разу. Отъ чего же не есть? А что на счетъ чистоты, то, пожалуй, пришлось бы сидеть голодными, если бы мы стали ее разбирать. Люблю и емъ.

…Лизочка позвала меня пойти съ ней въ Александринку на «Вопросъ». Эту пьесу такъ хвалятъ, и она имеетъ такой большой успехъ, что я, конечно, была рада ее посмотреть. Въ 7 ч. она зашла за мной, и мы поехали. Чающихъ ужъ было человекъ 20, такъ что успехъ былъ сомнителенъ. Стоимъ, разговариваемъ, вдругъ Лизочка и говоритъ: «Смотри, какъ будто стоитъ Липницкiй». Т.к. я не вижу, то не могла убедиться сейчасъ, къ тому же ужъ сей господинъ взошелъ въ райскiе двери. Еще несколько времени разговоривали. Я стояла бокомъ, вдругъ слышу: «Здравствуйте», – и протягиваетъ руку. Поздоровались. Онъ прошелъ, мы остались ждать. Мне было ужасно смешно – этой встречи я не ожидала. Охъ, если бы ее не самомъ деле не было, я просто бы была счастлива, а то теперь зла на себя, но по порядку.

Чуть ли не передъ самой Лизочкой раздача прекратилась, и на все просьбы остальныхъ на этотъ разъ удивительно любезный Клячковскiй попросилъ подождать начала и тогда, если будутъ места непроданные, онъ дастъ. Ждемъ. Липницкiй расхаживаетъ по коридору, въ кассе идетъ продажа. Мне захотелось посмотреть, много ли тамъ народу, и по пути встречаюсь съ нимъ. «Вы получили?» «Нетъ, но, можетъ, получимъ». «Не желаете ли пока въ мою ложу? У меня №21, 3 яруса».

Я колебалась. Безспорно, я не хотела, но увидеть эту пьесу зато хотела ужасно. Я вернулась къ Лизочке и говорю: «Липницкiй зоветъ въ свою ложу, хотите – пойдемте, уже началось». «Нетъ, я немножко подожду. Онъ мне дастъ, можетъ быть, а ты иди». И я пошла. Глупее, кажется, ничего не могла сделать. Какъ бы было прiятно теперь, если бы я отказалась! Темъ более, вскоре же Лизочка получила ложу 2-го яруса, но я этого не знала – хоть все равно это не оправданiе. Глупо, глупо, глупо до идiотизма, но ужъ не воротишь. Въ ложе сиделъ еще его товарищъ, порядочно антипатичная личность. Въ то время, когда я очутилась въ ихъ ложе, мне было только смешно, ужасно смешно, даже до невероятiя. Первое действiе кончилось, я нашла Лизочку и уже потомъ сидела во 2 ярусе. Ложа была великолепная, №15, противъ сцены. Въ антрактахъ Липницкiй подходилъ къ намъ, но я почти съ нимъ не говорила. Что я думала совершенно невозможнымъ, такъ легко случилось!