Ну а там, где будет богатство, недалеко и до титулов, ну хотя бы бека. Вы еще увидите Аннова, известного на всю страну человека, перед которым будут лебезить, и преклонять колена… Аннов, возможно, еще долго предавался бы сладостным мечтам, но вдруг где-то за его спиной раздался крик филина, который и напугал его, и испортил настроение. Не успел Аннов подумать, откуда в городе взялись совы, как пугающий этот крик, разрывая ночную тишину, повторился еще два раза подряд. Он вдруг вспомнил, что совы любят селиться в руинах, а в некотором отдалении от его офиса стоят две заброшенные бетонные коробки без окон и дверей. И стоят они там, где в советское время два друга надумали построить себе дома и жить по соседству, но тогдашние министры – не позволили им этого сделать и решили построить здесь два многоэтажных дома для высокопоставленных чиновников. Теперь эти дома в самом центре города окончательно развалились и превратились в руины, в которых, похоже, обосновались совы.

В криках сов Аннову послышалось злорадство, и упрек в адрес хозяев этих заброшенных строек: «Ну, что, добились своего?» Теперь эти руины непременно связывали с именем одного из самых известных министров того времени и называли их не иначе, как «графскими развалинами» Ханмурадова. Этот человек долгое время возглавлял всю торговую сеть Туркменистана и сумел сильно разбогатеть. Говорили, что в свое время он был наделен огромной властью, что каждый раз ездил в Москву с целым «дипломатом» денег, что ему даже сам Гапуров, тогдашний руководитель республики, был не указ, потому что у его жены в Москве были влиятельные родственники, занимавшие посты в Кремле.

Говорят, однажды в торговую сеть Ашхабада поступили два очень дорогих мебельных гарнитура, один из которых был отдан Гапурову, а от второго другие министры отказались по причине его чрезмерной дороговизны. И тогда Ханмурадов распорядился: «Отвезите его ко мне, я за оба сам рассчитаюсь», – и очень сильно удивил коллег своей платежеспособностью.

Строительство этой башни он начал в самый канун падения советской власти, когда уже был слышен скрип ее колес, но завершить не успел. Так и остался дом недостроенным и теперь стоял в центре города, став символом разрушенной судьбы некогда правившего миром богатого хозяина, его развалившейся, как вся советская эпоха, жизни.

Аннов не очень-то верил в приметы, но голоса сов, будто выдававшие его тайну и в чем-то упрекавшие, он воспринял как унижение собственного «я», и от этого у него испортилось настроение.

Ему захотелось бросить в эту сову камень и прогнать ее, как в детстве он прогонял каркавшую на дереве перед домом ворону.

– Ну, что, теперь-то мы поедем домой?

Обернувшись на голос Дуньи, Аннов увидел, что она уже собрала свои вещи и с сумкой на плече ждет его возле выхода.

* * *

Приехав утром на работу, Хасар припарковал машину, взял оттуда сумку и направился в отделение.

До утренней пятиминутки было еще достаточно времени, поэтому он решил проведать дядю. Войдя в ординаторскую, надел халат и хотел сразу же идти в дядину палату. Он и без того без конца проведывал его, не хотел, чтобы тот чувствовал себя безродным. Накануне, нагрузившись провизией, приехали его жена и старший сын, чтобы кормить и ухаживать за больным.

Очнувшееся ото сна утро было тихим. Двор госпиталя был густо засажен высоченными деревьями, поэтому каждый, кто приходил сюда, чувствовал себя оказавшимся в лесу.

Подходя к отделению, Хасар заметил одиноко сидевшего в сторонке старика. Он был примерно того же возраста, что и его дядя, то есть где-то под семьдесят, всклокоченная борода беспорядочно лежала на груди.