– Мам, чего сбежала? – недовольно бубнит у плеча вернувшаяся с танцпола дочь.

– Выдохлась! – смеюсь я. – Где уж мне соперничать с беременной дочерью.

Нина оборачивается к барной стойке. На лице застывает мечтательное выражение.

– Мам, мне бармен вещал о новомодных коктейлях. Офигеть, каких необычных! Мы не можем не попробовать! Пока я еще не сильно беременная… – она решительно устремляется к бару.

Я остаюсь одна. Вокруг что-то неуловимо меняется. Ага, убрали светомузыку, заменили оригинальной подсветкой. А еще «клубняк» заменили эстрадным исполнением. На сцене перед танцполом вдруг появляется певица – совсем молоденькая девушка с микрофоном в руке. По залу плывет грустная композиция на английском языке о любви, о несбывшихся надеждах и разлуке. А всему виной – осень.

Осматриваюсь вокруг. Народу ощутимо прибавилось. Все диванчики заняты. Смех, разговоры.

Возвращается Нина с убойными коктейлями. А на вкус ничего, очень даже! В голове исчезает боль, из глаз – мушки, но почему-то ужасно тянет поговорить. И на танцпол я бы не прочь. С тоником, что ли, они в этих коктейлях переборщили, проносится в мыслях.

– Нин, а почему ты Веронику не позвала в клуб? Все-таки младшая сестра. И она бы развлеклась, и тебе с ней интересней!

– Веронике этого не надо. У нее учеба. Ее не вытащишь никуда. И вообще, с ней сложно.

– С ней не сложно. Просто она другая. Не такая, как мы с тобой, – вздыхаю я.

– Ага, вся в папу! Он такой же был… серьезный, нелюдимый.

В груди у меня стиснуло, и противно заныло под ложечкой.

– Ну вот, видишь. И я о том же. Зря ты ее не пригласила.

И вдруг… чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Поднимаю глаза и смотрю на окружающие меня лица. Ни одного знакомого. И все же…Я чувствую.

Откидываюсь на спинку дивана и устремляю глаза на танцпол. Молоденькая певица продолжает тему любви. Новая мелодия звучит еще медленнее, еще печальнее. На середину танцпола, как по приказу чьей-то невидимой руки, начинают подтягиваться пары. Одна, вторая, третья. Вот их уже больше десятка.

– Разрешите, девушка, – раздается сбоку приятный мужской голос.

Я резко поворачиваю голову. Перед Ниной склоняется в изящном полупоклоне мужчина. Темные вьющиеся волосы, смуглая кожа, блеснувшие черные, словно маслины, глаза.

Облегченно вздыхаю. А я уж думала…

Нина грациозной походкой выступает впереди незнакомца. Я задумчиво смотрю им вслед.

– Юля… – раздается надо мной взволнованный голос. Слегка хриплый, неуверенный, словно боящийся ошибиться. – Это ты… ты…

Застываю. Глаза упорно смотрят в одну точку на поверхности стола. Я боюсь поднять голову и встретиться с ним взглядом. Кровь огненным жаром бросается в лицо. В душе смятение, неверие и одновременно – надежда.

Похожих голосов много. Но я узнаю этот голос на уровне подсознания, хотя мы и не виделись друг с другом двадцать лет. С того дня, как меня, словно арестантку под конвоем, насильно увезли в Москву.

Воспоминания бурным потоком захлестывают сознание.

Глава 4

Июнь 2004 года. Москва

Юля

Я смотрю в окно автомобиля, фиксируя взглядом пробегающий за окном летний пейзаж. До Москвы остается час езды. За рулем прокурорской «Волги»папин шофер, сам папа сидит с ним рядом на переднем пассажирском сиденье. Сзади устроились мы с мамой. Несколько часов дороги в салоне плотно клубится тяжелое молчание,изредка прерываемое моими всхлипами.

До отъезда я лежала на кровати, отвернувшись к стене. Слушала надрывающийся телефон. Мама, видимо, брала трубку и тут же опускала на рычаг, потому что ни разу я не услышала ни одного слова. И так много-много раз. Это звонил Саша, я не сомневалась. Но помнила запрет отца.