– Меня рисовать можешь, – тут крыс задумался и нахмурился, глядя на меня с бо-о-ольшим подозрением. – Но до отвара у тебя страсти к малеванию не было.

Он снова замолчал, и прямо видно было, как под рыжеватыми волосами бегают мысли. Сталкиваются, падают… суетятся, короче. И даже немножечко паникуют, словно их хозяин меня всерьез опасается.

Результатом этой бурной мыслительной деятельности стала фраза:

– Но если ты попытаешься на меня через картинку поведьмачить – покусаю! Поняла?

– Поняла, – согласилась я покладисто. Заколдовывать я не собиралась ни его, ни кого-то другого просто потому, что не умела. Стало быть, и спорить не о чем. – А насчет того, что раньше было, – я не помню. Вот вообще! – и посмотрела на него невинными глазками маленькой девочки, пойманной с пачкой фломастеров у стены с новыми обоями.

– Не нравится мне все это, – еще больше помрачнел крыс и бросил на меня очередной очень подозрительный взгляд. Немного задержал его на моей голой груди, но тут же спокойно уставился вновь на мое лицо, глаза в глаза, со злым таким настороженным прищуром, словно каждую секунду ожидая подвоха.

Странные, конечно, у прежней ведьмы были отношения с ее ручным крысом. Голой он ее уже явно видел, но при этом боялся больше, чем хотел. По всему выходит, что внутри этого тела жила самая натуральная стерва.

Я тоже не подарок, честно. Но обычно не делаю близким людям гадостей просто из любви к искусству. А тут все явно очень запущено…

И ведь не скажешь этому крысу: мол, все, нет здесь твоей прежней хозяйки, расслабься. У меня одна надежда на его помощь, иначе пропаду. То есть придется лавировать между потерей памяти, его подозрениями и собственным нежеланием его отпускать.

– Мне самой не нравится, – я положила гусиное перо обратно на конторку и проскользнула мимо стоящего на пути крыса к сундуку. – Еще и этот ящик заперт… а местный… м-м-м… герцог хочет, чтобы я вышла из комнаты одетая. Что делать?

– Хочешь сказать, что и ключ от ларя с вещами потеряла?! – тут уже подозрение пополам с нарастающей паникой просто загремело в голосе крыса, как медные диски на цыганском бубне.

– Ты меня на костре всю обшарил, не помнишь, там не было случайно потайного кармашка для ключа? – не удержалась я от легкого ехидства. Ну серьезно! Меня похитили, опоили, обобрали, подогрели… в смысле, чуть не спалили. Куда я должна была тот ключ девать?

И тут же вспомнила про камешек в волосах. Пульт от метлы который. Но опять же! Он, наверное, по умолчанию там вшит, как средство экстренной эвакуации. А здоровенный железный ключ от сундука с тряпками явно не входит в список вещей первой необходимости, да и нету у меня на голове столько волос, чтобы без следа припрятать в них кусок металла весом в полкило.

Крыс хмыкнул, оглядел меня скептически, потом обернулся к сундуку и его тоже осмотрел весьма внимательно. Немного подумал, покосился в сторону кровати… а потом быстро поднял груду тюфяков, обнажив деревянную решетчатую раму, и мгновенно обшарил все закутки.

Через секунду он плюхнул стопку матрасов на место и с все тем же видом инквизитора, подозревающего меня во всех грехах, обернулся. В руках у него был здоровенный железный ключ с фигурной головкой. Ровно такой, каким я его себе представляла, глядя на архаичный сундук.

– Ух ты! – искренне обрадовалась я, словно мне показали настоящий волшебный фокус-покус. – Здорово!

– Да, – крыс уставился на меня, насквозь прожигая взглядом. – Странно, что я твои привычки помню, а ты свои – нет. Может, тебе пора уже покаяться? – последняя фраза была произнесена с тонкой издевкой и не совсем его голосом, словно он кого-то передразнивал.