Как же узнать с точностью и достоверностью, чудо или не чудо то, что таким считается? ‹…› Настоящее объяснение заключается вот в чем: надо показать с точностью и достоверностью, как и при каких обстоятельствах совершается то, что называется чудом. Надо разобрать все его подробности. Надо отделить главное обстоятельство от неглавных, существенное от несущественных. Только благодаря этому будет видно, почему произошло чудо.
Но и этого мало, чтобы объяснить его. Нужно, чтобы были еще понятны и все обстоятельства, которые его вызывают. А у них тоже есть свои обстоятельства, которые произвели и их. А у этих обстоятельств, в свою очередь, есть свои причины. Нужно, чтобы были понятны и они, и так далее – чем дальше сумеешь разобрать и понять такую цепь обстоятельств, причин и следствий, тем лучше: значит, тем прочнее будет стоять объяснение. ‹…›
В этой книжке было показано, что чудеса существуют только для тех, кто в них верит. Но к чему же приводит такая вера? К тому, что неправда считается за правду, и то, что кажется, считается за то, что есть; фантазия, прикрасы, выдумки – за действительность. ‹…›
Во всяком случае, нужно помнить одно: все то, что кажется и считается чудом, необходимо исследовать, как и всякое другое явление. А при таком исследовании нужно прежде всего добиваться истины – полной, точной, достоверной и беспристрастной. А главное – истины неопровержимой».[42]
Все очень правильно, очень пафосно и… очень банально. Так что перельмановские инвективы в адрес сочинений Н.А. Рубакина небезосновательны. Впрочем, сын Рубакина, Александр Николаевич, как раз отмеченные «шероховатости» стиля относит к достижениям своего отца: «Рубакин выработал свой необыкновенно простой и ясный язык, с многочисленными повторениями и вопросами. Некоторым он казался однообразным, бедным. Однако на деле огромная сила популяризации в произведениях Рубакина заключалась в том, что самые сложные вопросы науки в его изложении оказывались доступными понимаю даже совсем малограмотного человека».[43] Любопытно, что очень часто корреспонденты Рубакина (а их у него было несколько десятков тысяч!), наоборот, стремились всячески «украсить» свою речь. Один из читателей Рубакина, обращаясь к нему, писал: «Вы – мой имманентный интернационал»…
Однако священных коров в научпопе того времени, кажется, не было вовсе. Не избежал критики в свой адрес и сам Перельман. Правда, произошло это несколько позже, в 1937 году. В короткой заметке с многослойным для советской культуры XX века названием «Популяризация вплоть до сумбура» В. Рихман разбирает «Занимательную механику» Перельмана. Отдав положенные ритуальные почести – «По Советскому Союзу в десятках и сотнях тысяч экземпляров расходятся популярно-научные книжки Я.И. Перельмана. Они, безусловно, приносят большую пользу нашей молодежи ввиду популяризаторского таланта автора, – Рихман остается принципиален: …даже беглое знакомство с “Занимательной механикой” Перельмана вызывает сомнение в том, что Главная редакция научно-популярной и юношеской литературы ОНТИ читает книжки этого автора. Она, очевидно, полагается на личный авторитет Я.И. Перельмана и не желает разбираться в его методологических позициях».