Прошлой весной во время боев под Неаполем у герцога надломилась шпора, и, соскакивая с коня, он пробил ступню до самой кости. Рану тогда же и подлатали, но сейчас, с приближением осени, она что-то снова заныла. Утром шел к лошади – хромал… Потом, правда, расходился, но если вдруг в самый разгар боя неудачно наступит, подвернет ногу, то всё – пиши пропало! Санлиз не из тех, кто отпустит. Обязательно шарахнет по шлему. Испортит дорогую вещь… Да еще отлеживайся потом целый месяц, вместо того, чтобы возвращаться назад в Италию, в самое удобное для похода время!

Подбежавший оруженосец подставил колено, чтобы герцогу удобнее было спешиться, но, пребывая в сильном раздражении, тот спрыгнул сам. И зря. От боли, молнией пробившей тело из больной ноги до самого затылка, он покачнулся, неловко махнул рукой в железной рукавице и задел лошадь, которая тут же взвилась на дыбы. Герцог отступил – и снова на больную ногу!

«Лошадника тоже на копье насажу», – зачем-то подумал он, хромая к венецианскому креслу, которое специально вынесли из шатра, чтобы его светлости удобнее было наблюдать за турниром.

– Сколько ты отдал за это копье, мессир? – крикнул сидевший неподалеку Бертран де Динан. – Оно же гнётся, как лоза!

– Не помню, – огрызнулся герцог.

Рухнув в кресло, он растопырил локти, чтобы оруженосец мог снять с него часть доспехов, и, кривясь от боли и раздражения, заворчал:

– Каждый турнирный сезон обходится мне в тысячу золотых салю.

– Ого! – присвистнул Динан.

– А ты думал! При таких расходах терпеть еще и поражения! А скоро опять на войну… И лекари эти чертовы три шкуры дерут…

Герцог зашипел, потирая ушибленный бок, который, наконец-то, освободился от железа, и хмуро произнёс:

– На два вчерашних синяка они ухитрились наложить по три повязки и уверяли, что именно столько и надо. А на этот бок все десять наложат! Надоело все!

Он проводил глазами пажа, который проносил мимо поломанное копье, сплюнул и выругался.

– Кстати, неплохой был удар, – заметил Динан. – Если так же ударишь по Санлизу мечом, тут будет на что посмотреть.

– Не ударю. – Герцог блаженно вытянул ноги и водрузил их на маленькую скамейку, заботливо поднесенную оруженосцем. – Я вообще подумываю отказаться от этого вызова. Нога разболелась. Если выйду на мечах, обязательно проиграю, а зачем мне такие расходы… Было бы ради чего.

Оба, не сговариваясь, посмотрели в сторону помоста для зрителей.

– Тут я тебя могу понять, – пробормотал Динан, глядя на безвольно поникшего в кресле короля. – Жалкое зрелище, да?

Герцог ничего не ответил, но взгляд, которым он смерил королеву, что-то со смехом шептавшую на ухо Луи Орлеанскому, говорил о многом.

В глазах Динана тоже промелькнула ненависть, только смотрел он не на королеву, а туда, где цепко ухватившись за спинку королевского кресла, стоял Филипп Бургундский. Старый герцог всем своим видом давал понять, что слушает одного лишь герольда, но маленькие глазки под тяжелыми черепашьими веками, то и дело беспокойно перебегали с короля на герцога Орлеанского и королеву.

– Пожалуй, ты прав, – процедил сквозь зубы Динан. – Санлиз – пес из Бургундской псарни. Не принимай его вызов. Они сейчас злые.

Между тем на исходные позиции выехали рыцари, вызванные герольдом, и собеседники подались вперед, не замечая, что к шатру подъехал сильно запылённый всадник, явно прибывший издалека. Всадник спешился, бросил поводья оруженосцу герцога и подошел как раз в тот момент, когда прозвучал сигнал к началу боя.

– В чем дело? – с неудовольствием спросил герцог.

Рыцари на ристалище уже пришпорили лошадей, опуская копья, и он не хотел пропустить момент удара.