– Думаю, не стоит. Чего лишний раз рисоваться в аэропорту?

– Ну, как скажешь. Встретимся на обеде?

– Да. Раньше не получится. А там – черт его знает. У нас, как настроение депрессивной дамы, обстановка может измениться в любую минуту.

Тимохин кивнул.

– Это точно! Я отправлю служебный «УАЗ» за ребятами в госпиталь?

– О чем разговор? Конечно, отправляй! Да повежливей с медиками.

– Не учи отца детей делать!

– Не учу, предупреждаю и прошу.

– Так предупреждаешь или просишь? Это два разных понятия.

Крымов посмотрел на друга.

– Сань! Хорош дурочку ломать, а?

– Все. Не буду. Пошел!

Тимохин вышел из кабинета, поднялся на второй этаж, объявил личному составу подчиненной группы и Дементьеву сбор в комнате совещаний.

Крымов же вызвал в кабинет командира группы «Мираж» подполковника Соловьева.

Южный Афганистан, кишлак Буриши, резиденция Амира Ахадрада,
среда, 6 октября

Амир Ахадрад, он же Тимур Абадзе, теплым вечером прогуливался по саду, когда к нему подбежал посыльный старшего помощника Ахмаддина Карради, Хаджи:

– Саиб! Извините, Карради просил передать, что вас просит на связь Хаба-Юрт!

Абадзе переспросил:

– Хаба-Юрт? Интересно! Карради не догадался передать с тобой трубку спутникового телефона?

Посыльный склонил голову, сложа руки на груди.

– Простите, я только слуга, что говорит хозяин, то и делаю.

– Ладно! Иди, передай своему хозяину, пусть лично вынесет трубу.

– Слушаюсь, саиб!

Абадзе дошел до освещенного подводными фонарями декоративного пруда, в котором плавали рыбки, доставленные сюда из Южной Америки. Полевой командир любил смотреть на рыб, на их плавные движения, лично кормил из кормушки, ежедневно выставляемой у скамьи возле пруда. И ему не хотелось возвращаться в окруженный высокой стеной дом-крепость, прерывать обычное после молитвы занятие. Да и что особенного мог сообщить ему Керим Асанов? Доложить об очередном конфликте между Ханом и Кабаном? В этом Керим преуспевал. Считал, чем больше стучит на своих собратьев, тем лучше. Впрочем, правильно считает и делает.

К Абадзе, присевшему на скамью и бросившему в пруд первую порцию специального корма, подошел старший помощник, поклонился.

– Хаба-Юрт, Амир!

– Сразу сам не мог трубу принести? Посыльного послал?

– Виноват, но обычно вы предпочитаете вести переговоры в кабинете.

– Обычно в это время, Ахмаддин, и ты это прекрасно знаешь, я нахожусь здесь, у пруда.

Абадзе забрал у помощника трубку спутниковой станции, открыл стержень антенны:

– На связи!

Карради неслышно отошел от пруда.

Ответил полевому командиру Асанов:

– Это Керим. Ассолом аллейкум, Тимур!

– Ва аллейкум, ассолом, Керим! У тебя что-то случилось?

– У меня в Хаба-Юрте все спокойно, а вот на базе у Хана, по-моему, серьезные неприятности.

– В чем дело, Керим? Говори понятней!

– Над аулом в 14.40 прошли русские вертолеты огневой поддержки, а в стороне – два «Ми-8».

– Ну и что?

Тревога Керима передалась Абадзе. Он почувствовал неприятный холодок в груди и тупую боль в области желудка. Потребовал:

– Продолжай!

– Сначала я не придал этому значения, вертолеты русских у нас не редкость, но потом подумал, а не случилось ли что на базе? Не вышли ли на базу Хана российские спецслужбы? Пытался успокоить себя, Хан успел бы передать сигнал тревоги, да и ничего не предвещало провала. В Хаба-Юрте же спецназ не появлялся. А русские…

Абадзе повысил голос:

– Короче, Керим!

– Хоп, босс! Я попытался связаться с Ханом, он не ответил; вызвал Кабана – тот же результат. А тут чабан с пастбища заявился. Сказал, на плато были слышны со стороны Тарды взрывы. Несколько взрывов. Мощных, если их чабаны услышали. Вспомнил «вертушки». Выслал к Тарды машину с надежными людьми.