Он задумался.

– Да, революция – страшная сила, так как велика ненависть бедняка к богачу… Революция всегда делается ради бедных, а бедные-то от неё и страдают больше всех других. Я и после Ватерлоо мог бы спасти свой престол, если бы натравил бедняков на богачей. Но я не пожелал стать королём жакерии… Я наблюдал революцию вблизи и потому её ненавижу, хотя она меня родила.

Порядок – величайшее благо общества. Кто не жил у нас в 1794 году, кто не видел резни, террора, голода, тот не может понять, что я сделал для Франции. Все мои победы не стоят усмирения революции…

…Ему представился день коронования, собор Notr Dame de Paris. Он хорошо знал этот страшный средневековый собор. Помнил его запущенным. Опустошённым, грязным, каким он был в революционные годы: внутри веселилась чернь, тёмные вековые стены осыпались, статуи наверху были повреждены, разбиты… Потом и в церкви, как во всей стране, восстановили порядок… В тот день, в день коронования, орган гремел в горевшем огнями соборе, стены домов города тряслись от крика: “Да здравствует император!”»[3]

Мы часто повторяем: «История учит». Учит, как надо, а как не надо, что хорошо, что плохо? Да, может, и учит, да толку-то. Внутри себя человек может быть сколько угодно честным и правильным, справедливым, а обстоятельства постоянно заставляют его поступать против совести и убеждений.

Может, права такая невесёлая шутка: «Трудно быть человеком – люди мешают».

К 400-летию дома Романовых был показан документальный фильм «Романовы: мистика царской династии». Причины гибели династии авторы ищут не только в событиях начала ХХ века, но и во всей предыдущей истории трёхвекового правления Романовых. Жестокая борьба за трон и власть лишала их жалости к самым близким. Многие годы семья старалась держать свои тайны внутри дворцовых стен. Но это знание тяжёлым грузом легло на плечи последнего российского императора Николая II и отчасти предопределило печальную участь царской семьи. Говорят, Николай II верил, что погибнет именно в 1918 году. На это указывали предсказания, полученные им в разные годы. Похожие пророчества оставили святой Серафим Саровский и прадед императора Павел I. Ещё в XVIII в. он раскрыл в письме тайну конца рода, его завещание было адресовано именно Николаю.

«Мы, дети победителей величайшей из войн, волна демографического взрыва – сорок шестой – пятидесятый годы рождения – самое многочисленное поколение за всю историю страны, – пишет Михаил Веллер реквием ровесникам. – Мы, брюзги, неудачники. Мы, чьи лучшие рабочие годы – с двадцати пяти до сорока – ушли водой в песок, погрязли в болоте, ухнули в бездонную пропасть, в жизнеподобную пустоту непереносимо фальшивого фанфарного пения: оно скребло своей наглой фальшью нервы, и мы стали истеричны, оно разъедало душу, и нам уже нечем стало верить во всё хорошее и честное.

Но мы были! Мы мало знали, ещё меньше понимали, но верить умели, это было у нас в крови, – нет, сомневались, издевались, но верили. Что было, то было – верили. Верили: в добро, в справедливость, в честность, в правду».

О Петре I. До чего расходится подлинная правда его жизни с официальной правдой казённых историков. Вчитываясь в документы эпохи, всматриваясь в изумительные страницы подлинной истории того времени, всё время испытываешь острое удивление: до чего не похожа вся жизнь Петра на то, что принято о нём думать и считать бесспорным! Даже пушкинские слова о Петре – «то академик, то герой» – ни в какой мере не определяют этого огромного, сумбурного, суетливого, могучего, болезненного человека, ибо Лев Толстой не очень деликатно, но не без серьёзных оснований назвал его «беснующимся, пьяным, сгнившим от сифилиса зверем»