Федька зашёлся радостным смехом, а Игнат стоял, набрав в грудь воздуха, и никак не мог придумать, что лучше ответить. Когда смеялись уже все, покрасневший Игнат выдохнул воздух и проворчал:

– Митрич сказывает, Митрич сказывает… Понабрался хитрости у чёрта мохнатого!..

– Уел, уел Федька Гната! – веселился Санька. – Вот не думал, что такое увижу! Нет, хорошо всё ж таки кузнец учит, правильно.

Игнат видел смеющегося Антона, заливающегося смехом гордого Федьку, согнувшегося от хохота Саньку и сам начал посмеиваться. Серега, что почему-то сидел на земле, откинув темноволосую голову назад, и заразительно громко хохотал в светло-голубое небо, заставил Игната звеняще расхохотаться над собой и над своим посрамлённым самодовольством.

Вскоре на горизонте показался Холм Древних Воителей. Антоха на время выкинул из головы мысли о Нюрке и принялся рассказывать древнюю легенду, которую в селе знали все, но послушать хорошего рассказчика всегда готовы: особенно мальчишки, особенно о подвигах. А Антон рассказывать умел.

И вот уже вокруг пылили на конях басурмане, летели стрелы, звенело железо, раздавались жалостливые крики, предсмертные хрипы, катились отсечённые головы, падали отрубленные руки, сжимавшие сабли и луки. А у подножия величественного холма стояли десять русских воинов, облачённые в кольчуги и шишаки.

Антон рассказывал вдохновенно: вроде как стрелял из лука, рубил воздух рукой, кричал разными голосами, картавил за басурманского князя, басил за русских воинов, что приняли смерть у холма, но не пропустили басурман вглубь русской земли.

Дни сменяли ночи, а ночи меняли дни, и мальчишки всё это видели, словно обретались на поле, где когда-то шли древние жестокие бои с иноземной нечистью. Каждый думал о том, что сейчас где-то их отцы и братья тоже бьются с немчурой, и каждый мальчишка мечтал оказаться там, чтобы хоть чем-то помочь родным русским людям в схватке с коварным врагом.

Закончился рассказ со смертью последнего из древних воинов, и Антон упал в дорожную пыль. Мальчишки стояли хмурые, сурово сжав губы, а в глазах блестели слёзы, но в сердцах разгоралась ненависть к подлым незваным захватчикам. Они подошли к Антону, что лежал, улыбался, а по его щекам бежали влажные дорожки слёз.

– Ну, ты мастер, – выдохнул Игнат и протянул рассказчику руку.

– Как это у тебя так получается? – спросил Серёга. От волнения у него дрожало веко, а тонкий нос морщился, словно всё ещё втягивал в себя медный запах когда-то пролившейся здесь крови.

– Да я не знаю, – растерянно сказал Антон, поднимаясь на ноги. – Находит на меня, а дальше пошло-поехало. Вроде и не здесь я, а там. Не знаю, как растолковать попонятней.

– Как у того мастера, – глухо бухнул Федька. – Митрич сказывал, что настоящий мастер он живёт в том, что делает. Переживает всё. Ещё говорил, что для мастеру это не хорошо. А ещё говорил, что вся легенда – выдумки.

Хмурые, набычившиеся мальчишки повернулись к Федьке.

– Это чего выдумки? – бросил недобро Санька, сжимая кулаки – Он, конечно, колдун, но откуда ему знать, что здеся делалось тучу лет назад?

Серёга смотрел серыми глазами на Фёдора с вызовом, как будто спрашивая: ну, что ответишь нам, юный колдун?

Сконфуженный Федька не знал куда деваться, но на выручку пришёл Антон.

– Кто теперь разберет где правда, где выдумки? Да и кому какое дело до истины, когда история хорошая? Может, Митрич прав, а может, легенда?

Он обхватил Федю рукой за плечи и подтолкнул вперёд по дороге.

– Ты расскажи нам, Федя, что было в истории Митрича.

Федьке не хотелось говорить, тем более что в истории Митрича не было ничего, а легенда красивше. Но ребята ждали рассказа, и Федя, помявшись, бросил: