Я буду очень рад, если карьера того писателя, которого я водил на съёмки эротики к своему другу, пойдёт в гору и он станет классиком своего времени, потому что это наверняка заставит его написать автобиографию или опубликовать свои дневники. Или, на худой конец, найдётся умелец, которому удастся виртуозно прокомментировать все самые запутанные и многослойные места в прозе того писателя. Так как мне чрезвычайно интересно узнать весь путь создания повести «Радиоприёмник», все его секреты и ребусы, там, уверен, в обилии запрятанные.

Что меня порадовало в том неимоверно жестоком, кровожадном и одновременно лирическом произведении, так это фрагмент, когда один из героев рассказывает за столом своему приятелю о том, как он в детстве с шоблой сотоварищей убивал своего ровесника, соседского мальчика, страдающего аллергией на пчёл. Тогда они бросили в него улей с заранее выведенными из под контроля дикими пчёлами, которые, понятное дело, принялись жалить того бедного, напуганного, беззащитного ребёнка. Читая этот отрывок – кажется, уже в далёком прошлом – меня всё не хотела покидать одна привязчивая и, однако, утешительная мысль о том, что не один я в детстве был аморальной сволочью, красочно представлявшей, фантазируя, кровосмесительные акты с собственной двоюродной сестрой; что бывали на веку человеческом куда более омерзительные подонки, которых не жаль бросить и в чан с раскалённым маслом. Хотя и раньше, в противовес, мне в помощь в нелёгком деле оправдания собственных странноватых наклонностей были множественные исторические факты, когда кузен и кузина сочетались в браке. Когда такие союзы считались приоритетными, так как, по тем варварским представлениям, такие внутрисемейные союзы не портили кровь рода. Вот только интересно, часто ли у тех умников рождались дебили или дети с двумя головами или без каких-либо конечностей вследствие генетических мутаций, вызванных инцестом? Но что-то мне подсказывает, что в истории подобные моменты совсем не сохранялись из-за любезного посредства знатных родственников, которым претило соседство в их династии с обиженными провидением уродами. И, разумеется, в таких случаях повитухи напоминали перепуганным суеверным родителям о давней спартанской традиции умерщвлять убогих и некрасивых младенцев, пока их недолгое существование не бросило тень на репутацию влиятельной фамилии. В селекции это называется «искусственным отбором по фенотипу».

Как нет абсолютного знания, так в этом мире нет абсолютного понятия, которое бы на протяжении столетий не изменяло бы своих значений и полюсов. Всё зависит от того, во что верят лидеры мнений. Что́ для них является нормой, законом морали и нравственности. Что́ является извращением, а что путём совести. Именно это становится каноном и нравами поколений целой эпохи. Именно такие метаморфозы, противоречивые метаморфозы общественного мнения – определения «добра» и «зла» – сделали Льюиса Кэрролла в глазах современного человека, обывателя XXI века, педофилом. Суть в том, что в викторианской Англии проявление здорового сексуального потенциала, а именно: ухлёстывание за особами женского пола – считалось поведением аморальным, оно порицалось всем высшим светом; секс считался сугубо супружеской прерогативой, к тому же строго детородной, тогда как случайные связи воспринимались чуть ли не девиацией. Но, как бы то ни было, писатель был здоровым, в меру адекватным мужчиной, которому совсем не претили отношения с женщинами, что, однако, после смерти классика было опровергнуто его набожными родственниками, которые, конечно же, исходя из благих побуждений, пытались сделать образ покойного родича как можно более положительным по критериям того времени, как можно более схожим с личностью монаха. Но их синтезированный культурный образ-суррогат был образом замкнутого в себе, неуверенного и закомплексованного социопата-математика. На этом фоне отношения Льюиса Кэрролла с маленькой племянницей Алисой принимают весьма негативный окрас. Но, опять же, по мнению сегодняшнего обывателя. В