«Третья мировая война. Выпуск 1».

«Кольер уикли» (фантазия)

14 июля – День взятия Бастилии. Национальный праздник французского народа. И, по традиции, в этот день президент Франции произносит публичную речь.

Президент взошел на трибуну. Что он хотел сказать – безусловный патриот своей страны, глава «Сражающейся Франции» в годы войны и правитель Французской республики в нелегкое послевоенное время? Обеспечивший своей любимой Франции «классовый мир», равновесие, долгие годы устраивающее и правых и левых. Но упорно не желавший понимать, что глобальная коммунистическая угроза требует от всего свободного мира сплотиться единым фронтом, не думая о национальном эгоизме, вносить свой обязательный вклад в общее дело, борьба требует жертв! Однако же «прекрасная Франция превыше всего». Качества национального лидера, достойные похвалы, – но эпоха требовала уже другого.

На чердаке дома, примыкавшего к площади Бастилии, маленький человечек азиатского вида прижал к плечу приклад снайперской винтовки. В кармане у него лежали документы на вьетнамское имя – но убийца был не вьетнамцем, а якутом, представителем одной из бесчисленных сибирских народностей, населяющих СССР. Его звали Хуйдабердын Нагибамбеков, раньше он, подобно всем людям своего племени, живущим одной охотой, бил белку в глаз одной пулей из боевой винтовки, в недавнюю Великую войну на фронте он вписал на свой боевой счет четыре сотни немцев и японцев, за что был награжден четырьмя орденами Славы (советский аналог русского солдатского Георгия). После войны ему сделали предложение, от которого нельзя отказаться, – перейти в кадры НКВД, чтобы заниматься устранением людей, опасных для интересов СССР. Он согласился: метко стрелять – это все, что он умел делать, а платили за каждый выстрел очень хорошо, больше, чем могло заработать все его племя за обязательную годовую сдачу пушнины в колхоз.

Президент открыл рот. И тут же его голова раскололась как арбуз. Толпа на площади секунду молчала, не в силах поверить в случившееся, затем послышались крики. Охрана президента, выхватив оружие, готова была стрелять – но никто не видел, откуда прилетела пуля. Наконец солдаты и полицейские бросились к подъездам рядом стоящих домов – когда убийца, с сожалением оставив на чердаке винтовку со стертыми отпечатками пальцев (жалко, отличный экземпляр Маузер – Токарев, с великолепным боем, сколько из него отстрелял, пристреливая, душой прикипел, – но придется бросить, ничего не поделать), уже спустился по черной лестнице и через проходной двор вышел на соседнюю улицу.

Здесь стояла машина для эвакуации, неприметный «фольксваген». Человек в полицейской форме преградил путь, тихо назвал пароль, стрелок ответил – обычная проверка. И продолжил идти к автомобилю. Он, конечно, знал, как в подобных случаях нередко поступают с исполнителями, – но считал себя слишком ценным инструментом, «таких, как я, по пальцам сосчитать на весь СССР».

Он так и не успел ничего понять, когда «полицейский» выстрелил ему в затылок. Впрочем, Жан-Клод Венсан и был самым настоящим сотрудником парижской полиции, а еще членом ФКП. И знал лишь, что ему надлежит так поступить – а после твердить: «Заметил подозрительную личность, он не подчинился, пришлось стрелять». Ну а в далекой Москве решили – таких, как Нагибамбеков, у нас мало, но и таких врагов, как президент, тоже. Тем более у этого Хуйдабердына сын дома остался, тоже охотник – скажем ему, что отца убили агенты ЦРУ, нехай мстит, научим и поможем.

Едва новость разнеслась по Франции, как в Париже, Лионе, Марселе, Тулузе, множестве других городов (в большинстве – южных департаментов, где коммунисты были многочисленны) в лучших традициях русской революции начались беспорядки. Вооруженные отряды с красными повязками захватывали органы власти, полицейские участки, аэродромы, вокзалы, почту и телеграф и объявляли об установлении Коммуны, пока местной, но сейчас объявят о создании Временного революционного правительства, а после и Национальное собрание созовем, что выберет правильную, народную власть. Причем в ряде мест (опять же, в большинстве – на юге) армейские части переходили на сторону бунтовщиков. И пролилась кровь – люди с красными лентами по заранее заготовленным спискам хватали «врагов французского народа» и расстреливали их на месте, «революция не может быть милосердной», но чаще увозили куда-то в закрытых машинах и автобусах, и больше арестованных никто не видел. Много позже в одном из песчаных карьеров вблизи Тулузы было найдено три сотни тел, по-видимому закопанных живыми – в индокитайской коммунистической традиции, «зачем тратить пулю, когда можно и так».