Лёвка вздрогнул, обернулся: из университетской калитки показался Сан Саныч Ситников – ближайший помощник начальника. Он подскакивал и мелко семенил, одной рукой поддерживая брюки, а другой – массивные черные очки в роговой оправе. Смехотворно огромные на беленькой крысиной мордочке с тоненькими черными усиками и непомерными верхними резцами. «Гибрид суслика и очковой змеи!» – величали его за глаза с Лёвкиной подачи.

«Тьфу ты! Чёрт несет этого подхалима! Только и умеет, что начальству задницу лизать», – не успел Лёвка довести до конца мысль, как Ситников перешел в атаку.

– Ай-ай-ай! Что же вы делаете?! Вредительством занимаетесь! Государственную машину хулиганам всяким даете! Поиграть!!! – Он с брезгливостью сцапал Ваську за воротник и потянул, будто демонстрируя вещественное доказательство. Потом Суслик сделал паузу, передохнул и продолжил: – Да тебя, шалопая, только из-за покойного отца и держат. Сергей Юрьевич – добрейшая душа! – Он закатил глаза в холуйском экстазе, усики мелко задрожали. – Из грязи тебя, дурака, тянет, а ты! – Сан Саныч попытался сделать выразительный жест, ослабил хватку; мальчишка вывернулся и задал стрекача. Суслик кинулся было за упущенной добычей, но Лёвка преградил дорогу. Ситников принялся оттеснять его слабыми белыми лапками.

Лёвка отреагировал мгновенно: очки Ситникова звякнули об асфальт. Когда накатывала яростная удаль, все мысли разом отключались, он дрался истово, исступленно, как одержимый. Ох, этот слепой раж, сколько из-за него было проблем! Буквально все считали своим долгом поучать «хулигана». Все-все! От матери и учителя до последней бабки во дворе, которая на бледное «здрасьте» отвечала потоком нотаций: «В коллективе жить не умеешь, отрываешься!» Не то чтобы он специально отрывался, просто оказывался заметен, как бракованное зерно в тарелке каши.

Но эти нудные нравоучения были ничем в сравнении с головокружительной радостью победы, когда самая отъявленная шпана боялась с ним связываться: мол, припадочный! Ну его!

Держа за грудки потрепанного противника, Лёвка вздохнул и успокоился. До чего же забавный этот Суслик дрожащий, с фингалом под глазом и опустившимися стрелками усов! Лёвка было рассмеялся, но смешок застрял в горле и вышел жалким кашлем.

Сергей Юрьевич стоял в двух шагах от них; его приподнятое настроение еще до конца не выветрилось, но суровел он на глазах. Лёвка обреченно разжал руки. Ситников липкой жижей вытек из его объятий, смешно подпрыгивая, отбежал в сторону и замер, преданно глядя в глаза начальнику.

– Что за бардак развели?! Я вас спрашиваю! – цедил сквозь зубы Сергей Юрьевич. – Подвести меня под монастырь пытаетесь? Дескать, Бондарь ближайших оболтусов организовать не может. Смогу!

Лёвка шкурой ощутил – сможет! Ситников, поправляя узел на жеваном галстуке, попытался что-то вякнуть, но, встретившись взглядом с начальником, подавился собственным ядом и замолчал. Напряжение накаляло воздух сильнее солнца. Никто не заметил, как дочь шефа Антонина оказалась у отца за спиной.

Лёвка знал ее в основном понаслышке: слишком уж она была занятая (студентка, активистка). К тому же Сергей Юрьевич старался домашним машину не давать, «чтобы не поощрять барство». Хотя, конечно, это не всегда удавалось.

Лёвка подавил улыбку, разглядев нежно-голубое крепдешиновое платье девушки. В поисках «подходящей тряпочки» для торжественного наряда они с Натальей Савельевной (женой начальника) объехали с десяток комиссионок. Потом, на обратном пути, хозяйка, развернув на коленях сверток, с восхищением тыкала ему в нос импортную материю. Он чудом не сбил пешехода, тряпку возненавидел, но крепко запомнил.