Слёз не было, только одинокая слезинка покатилась из глаз при мысли, что если бы я была рядом, то он был бы жив. Как же несправедлива судьба! Дать семью и отобрать.

Решив, что жить надо дальше, и вскоре стояла напротив командира и просила определить меня в связку, так как из отряда отца остался только один воин.

—Мелисса! Я знаю, как тяжело тебе, и поэтому мы тебя направляем в Ортскую Академию на факультет целительства. Тебе нужно поменять обстановку, — увидев моё возмущение, он выделил последние слова. — После обучения вернёшься назад. Дочка, послушай, так будет лучше для тебя.

Он подошел и обнял меня. Повернувшись к столу и взяв направление, он подал мне листок.

—Собирайся, завтра в путь. В Академии как раз идут последние дни зачисления, и тебя там ждут.

Я вышла от него и думала, что он, возможно, и прав: здесь всё явственно напоминало о родном человеке и камнем лежало на сердце. Может, вдали я смогу спокойно принять действительность и уже не так больно буду осознавать потерю любящего отца.

Время не лечит, а притупляет чувство потери и помогает смириться с неизбежностью.

Попрощавшись со всеми, я через некоторое время добралась до станции в городе и села на дилижанс, увозящий меня в неизвестность.

Я первый раз выбралась из своей «берлоги» и даже не знаю элементарных познаний об окружающем мире.

Раньше такое неведение не волновало меня. Для меня привычной была жизнь в военной зоне, в отдалении от шумных городов. И сейчас чувствовала себя немного «не в своей тарелке».

Мне досталась четырёхместная колымага с дергаными спутниками.

Если быть честной, то только с одной, которая могла вывести из спокойного состояния, по-моему, хоть кого угодно.

Дородная дама в строгом тёмном платье, воротник которого сильно сдавил ей шею, была всем недовольна. Мне так и хотелось предложить ей расстегнуть верхнюю пуговицу: может, тогда она подобреет?

Её увядшее лицо, сохранившее былую красоту, портило презрительное выражение, словно она спустилась с небес на нашу грешную землю, и ей тут очень не понравилось.

А возможно, она была недовольна спутниками, с которыми ей приходилось путешествовать.

Неужели её оскорбил вид немолодого мужчины, одетого в сюртук, пошитого из недорогого материала по сравнению с одеждой её супруга?

Или мой вид? Поднимаясь по ступенькам, полы моей импровизированной юбки разошлись, и она заметила штаны под ней.

Подняв подбородок и бросив на меня брезгливый взгляд, она отвернулась, словно я не человек, а грязь под ногами.

Я всё время в цитадели одевалась как мальчишка: брюки, рубашка, лёгкие сапоги. Это была самая удобная одежда для патрулирования.

И если учесть, что вызов мог поступить в любой момент, то когда я могла бы быстро переодеться?

Портал не будет меня ждать. Так что о платьях было забыто из-за моего исключительного образа жизни.

И привычку носить штаны не изменила, полагая, что всякое может произойти в пути. Только сверху надела юбку, создавая женский образ. А плечи прикрывала накидка.

Увидев её презрительный взгляд на неподобающую вещь, проигнорировала его и спокойно заняла своё место около окна.

Она всю дорогу изводила своего мужа своим ворчанием: то не так сидит, то не так лежит, то не так смотрит. Это, какое же надо иметь терпение мужику, чтобы спокойно выслушивать жужжание под ухом?

Так и ехали под шиканье дамы, которая нагоняла сон, по крайней мере, на меня.

Меня разбудил толчок остановившегося дилижанса, и я тревожно поглядела в окно, уже отчетливо услышав крик:

—Твари.

Вот сволочи! И тут достали, не давая мне спокойно добраться до пункта назначения! Но их не должно быть в этих местах! Я уже в пути один день, и здесь считается безопасной местность, куда не доходят боевые действия.