– Вы осмотрели останки своего автомобиля? – спросил я, – предварительно дав Селаку некоторое время собраться с мыслями. Мой блокнот и карандаш были уже наготове.

– Разумеется я осмотрел машину, парень! В те далёкие годы, знаешь ли, машина дорогого стоила! Но еще больше меня беспокоила судьба того, не весть откуда взявшегося чудака, что спас меня!

– На тот момент, как я понимаю, вы еще не были с ним знакомы? – уточнил я, делая запись в блокнот. Селак дал понять, что моё предположение было верным.

– На месте случившегося не было обнаружено никаких следов чьего-либо присутствия, – пояснил Фрэйн. – И когда я рассказывал о том, что случилось, на меня смотрели как на сумасшедшего! Один психотерапевт, специализирующийся на посттравматическом синдроме, даже заключил, что это всё плод моего воображения. И знаешь, парень, этому олуху поверили даже те, кто знал меня до этого. Сочли меня психом…

Про себя я отметил, что этих людей можно было бы понять, и я, скорее всего, придерживался бы похожего мнения в отношении Селака, не имей я тех сведений о господине Фэйде, что уже были собраны.

– Все эти умники пытались казаться мне настолько убедительными, обосновывая свои теории, как если бы это они были там, а не я. Что же, я бы посмотрел на их лица, если бы самые ярые из них были там, где мне приключилось столкнуться с треклятым Фэйдом во второй раз!

– Во второй раз? – изумился я, а Селак ухмыльнулся в ответ.

Инцидент 2

– Спустя четыре года после того события я еще не до конца переборол развившуюся у меня фобию водить автомобили, когда я ехал поездом из Сараево в Дубровник. Зима была, холмы мерно дремали под шапками из снега, а озёра надёжно сковал лёд, – подметив это обстоятельство, Селак сделал многозначительное выражение лица. – Над одним из таких вот озёр, одним из наиболее больших и глубоких, проходил железнодорожный мост, по которому мчался наш поезд.

Острие карандаша, в моей руке, упредительно соприкоснулось с поверхностью листа в моём блокноте.

– Я до того дня никогда не куривший сидел на своём месте в купе и читал книгу, когда ко мне подбежал какой-то мелкий мальчуган. Бесцеремонно дёрнув меня за рукав, он привлёк моё внимание.

На веснушчатом лице отразилась улыбка, обнажающая ряд зубов столь не регулярный, что я мигом вообразил в голове всех тех нищих на улице дореволюционного Парижа, что Гюго описывал с такой детальностью.

– Господин Селак? Это вы? – прошепелявил мальчишка, а когда получил от меня утвердительный ответ, добавил. – Хороший господин Фэйд просит вас составить ему компанию в тамбуре, между вагонами.

– Я сказал, что понятия не имею, кто это такой, этот господин Фэйд, но мальчишка не унимался, не оставлял меня в покое. Тогда я понял, что смутьян должно быть заплатил прохвосту, чтобы тот не давал мне покоя. Устраивать взбучку засранцу в купе было неразумно, кругом были люди и им и без того начинал действовать на нервы наш затянувшийся диалог с сорванцом. Я сказал тому, чтобы он заткнулся, и что я схожу к этому мистеру Фэйду, и если выяснится, что это какая-то глупая шутка, я немедленно позабочусь, чтобы балагур сошёл с поезда, немедленно и в самой радикальной форме!

Пока я шёл вдоль по вагону в направление тамбура, меня провожали недовольные взгляды, я же был преисполнен решимости выяснить, кто это позволял себе докучать мне в пути. Моей решимости, надо сказать, поубавилось, когда я навстречу мне, из тамбура вышел человек, и в момент, когда дверь была открыта, я увидел там его! Того самого человека, что четырьмя годами ранее появился в горном лесу, когда мой автомобиль горел.