Прозвучала хотя и несколько измененная, но все же традиционная флотская команда:

– Плавбатарею к бою и походу приготовить!

Строй распался. Застучали, затопали матросские каблуки, замелькали в люках ловкие фигуры… Места по боевому расписанию заняли без суеты: каждый помнил морское правило – бежать на боевой пост, всегда имея море от себя справа. И от этого дружного, гулкого топота, от бойких докладов с постов о готовности сразу повеяло родным, корабельным. На какое-то время отступило чувство неуверенности, скованности, диктуемое назойливой мыслью: «А все же не корабль…»

Струился, трепетал на ветру Военно-морской флаг. Буксиры, получив команду, дружно впряглись, пустили жирные клубы дыма, двинулись в путь.

Плавбатарея шла мимо рассредоточенных в бухте боевых кораблей, и моряки провожали ее молчанием. Они и представить себе не могли, что этот без собственного хода плавучий зенитный объект выводят в открытое море для боевых действий. Большинство, конечно, решило, что плавбатарею буксируют в одну из бухт. Но даже в этом случае те, кто видел выход плавбатареи, сошлись на одном: трудно будет ребятам…

Проплыли холмы и жилые кварталы Севастополя, остался слева Примбуль – так моряки называли Приморский бульвар… Из-за холмов, точно любопытствуя, выглянуло красное солнце, окрасило башню Константиновского равелина в нежно-розовый цвет, рельефно высветило наверху несколько фигурок краснофлотцев-сигнальщиков, один из которых, издали, замахал флажками. Стоявший на мостике рядом с Мошенским командир отделения сигнальщиков Михаил Бойченко прочел текст:

– Товарищ командир! Константиновский желает счастливого плавания.

– Передайте: «Благодарю!», – бросил Мошенский.

Он смотрел по ходу движения плавбатареи, туда, где специальный буксир бойко оттягивал в сторону одно из «крыльев» стальной, с грязно-зелеными буями наверху сети, которой наглухо запиралась бухта от визитов вражеских подлодок…

Миновали боны. Стало покачивать. Море! Свежий ветер заставил поплотнее натянуть фуражки и бескозырки.

– Командир! Может, людям надеть каски?.. – спросил комиссар Середа.

– Пожалуй… – согласился Мошенский и распорядился: – Лейтенант Хигер! Палубным боевым расчетам надеть каски!

Звонким голосом лейтенант тотчас же продублировал команду.

– Правый сектор чист! Левый сектор чист! – время от времени докладывали сигнальщики.

Старшина 2-й статьи Куликов, ссутулившись над трубою дальномера, пританцовывал неподалеку от боевой рубки, скользя по горизонту голубой оптикой. Дальномер позволял видеть намного дальше, чем бинокли сигнальщиков.

Повернули вправо. Дым от буксиров накрыл «Квадрат». Стоящие на мостике заволновались.

– Даньшин! – сложив рупором ладони, прокричал Мошенский находившемуся на носу плавбатареи лейтенанту.

– Есть, Даньшин! – отозвался сквозь дым лейтенант.

– Передайте на буксиры: пусть поубавят дыму! Неба не видно!

– Есть! – принял команду Даньшин.

Стоявший на левом крыле мостика лейтенант Хигер удивленно подумал: «А что могут сделать буксиры? Убавят дым – значит, упадет ход. А ветер все равно будет класть дым на плавбатарею. Не лучше ли менять галсы? Идти зигзагами. Это дольше, но дым будет поочередно то по левому, то по правому борту…»

Мошенский и сам понял, что отданное им приказание видимость не улучшило. Он нервно покашливал, вытягивал шею, стараясь разглядеть, что там впереди…

Хигер поделился с командиром своей идеей. Мошенскпй нахмурился. Буркнул:

– Хорошо.

Подал команду изменять курс. Дым стало относить в сторону… Хигер ликовал. Морская жилка в нем есть, и это было приятно. Бодрый, готовый ко всему, стоял он на мостике и думал: