утром с распоследним другом,
шевелящим обрубком хвоста
в манной каше смердящих
туманов на оставляемом
нами перроне. Но это
легко сказать.
2009
Из глубины
И поднялся ветер от Господа…
Числ., 11:31
Из глубины, от праха стёртых мостовых,
из-под холста размытых горизонтов, где
моросит предательская мгла, где красный
змей залёг под красным камнем, а мох
зелёный скрыл зелёной змейки взгляд,
мне возвращается всё то, чего… мне
улыбаются все те, кого… Священный
и страшный и благословенный лес.
Каскадом радужным на рубежах немого
лета мне возвращаются лета над
подоконником, у форточки, куда втекает
ветерок зазвёздный, и ожидание себя
из шороха обугленных минут, из
плаванья за раму синих вздохов…
Видевший бесконечное не потеряется
в конечном. Ибо нет бесконечного леса.
Мне возвращаются из взора паруса –
из глубины, из прорвы, de profundis,
по волнам тополиного бурана те
мушкетёры в лазурных реющих плащах
домчат туда, где ало он пламенеет,
«Ангел последний», прилаженный
рукой родною на отрывном календаре…
И шорох переползёт тропу твою.
Всё понятное непонятно. И всё объяснённое
необъяснимо. Из глубины, под шапито
провислых горизонтов, за шёпотом
стирающих дождей он расцветёт, тот цвет
долинный, над подоконником – из праха
тишины, у форточки, куда втекает…
Так задумывай просто. Ибо всё просто.
Всё прекрасно прекрасномысленное.
Говорил это Рерих. Примите.
2009
Позывной
Осень завесила все зеркала и налила
простоквашею дали. Брат, столько лет
сопутствовавший мне, ты укутался
в небо, как в детстве, не забыв
подоткнуть под бока и под плечи,
в тех обещанных антикраях, где ни-ни:
ни болезни тебе, ни печали и ни
воздыхания.
Молчит обманутый эфир
на частоте развоплощений, паяльник
с ручкой голубой не плавит под лампой
канифоль с коротеньким дымком
над полувековым гроссбухом аккуратно
отмеченных почерком умницы
связей эфирно-посюсторонних,
и ты ушёл,
куда мы все идём, любимый
радиолюбитель и щукой пахнущий
рыбак, а мы вещаем, мы всё вещаем, себе
не веря, на тех частотах, окоченевших
над черно-бурым обрывом ямы:
у-ве-девять-ве-эм! у-ве-девять-ве-эм!
Валерик! у-ве-девять-ве-эм!
Приём…
2009. Уфа
Курсивом – из Тютчева.
3 октября
Буксуют шины и юлят в кладбищенской грязи,
и липнет она с травой пожухшей на подошвы.
«Memento mori»2 орёт дебелая ворона на дальнем
свеженьком кресте, и хлеб крадут у хладных
постояльцев увёртливые кошки, переворачивая
рюмки, и не внушает тени смысла то, что питало
смысла тень. Так помоги поверить, братик,
что это мы, что это с нами, что так и
должно было быть.
А этот мир, что мы вовсю любили, он к нам
кромешно равнодушен. Как вор, как шлюха, он
никогда нас не любил, и осени безмолвье золотое
нас учит больше спать, нас учит меньше жить.
Густые сны торят дороги, и лунных вод отлив
лавинный несёт в глухие небеса, а звёздочка
в календаре ещё кому-то никому из никогда
напоминает: поздравить брата
с днём рожденья.
А ты уж небо, а ты уж берег и ветер в облаках,
и птица на ветру, а ты уж белая
молитва из детских
чаяний Христа.
2009
«Терять всё то, терять всех тех…»
Терять всё то, терять всех тех
ударит сирый час, и нет тогда
слабее, сильных, нас и нет
безбожнее с бескрылой птицей
имени на стынущих устах и
небом, рухнувшим на глиняные
плечи. Не верю. Не хочу. Пусти
меня в назад, где живо всё, где
живы все и нет нужды в побасенках
надежды. Но эти зимы больше
не пройдут, не стает лёд с побегов
вешних, лишь звоны хладнодушных
звёзд напомнят ангелам, как мы
любили в пустой канве тех
сказок безнадёжных, что нас не
научили терять всех тех, терять
всё то, кого-чего, чему-кому,
о ком-о чём теперь уж ни к чему.
2009
Календарное
Привычка свыше нам дана:Замена счастию она.