Ромка тоже справился с задачей и подставил получившуюся маску под обильную струю из фляжки Мирослава. Повязал на лицо, поправил, чтоб не мяло нос и не шлепало по губам. Воин проверил, плотно ли сидит на Ромке маска, подергал вверх-вниз и остался доволен.

– Теперь пойдем.

Ромка, стараясь лишний раз не вдохнуть отравленного оспой воздуха, кивнул и побрел вслед за Мирославом. Бочком, не отходя от стены, они прошли четверть окружности и свернули на боковую улицу.

Воин остановился, попятился назад, чуть не отдавив молодому человеку ногу. Посередине мостовой лежали несколько раздутых тел. То ли пытались искать защиты в храме и сил не хватило, то ли, наоборот, пытались уползти от смерти и не смогли. Все трупы были обезображены. У кого-то не хватало руки или ноги. Лица некоторых покрывала ужасающая короста из выболевших язв. Только одно лицо не тронули болезнь и собаки – лицо молодой девушки. Развернутое вверх, оно смотрело в прозрачное голубое небо угольными глазами, в которых читалось: «За что?»

Мирослав остановился:

– Дальше ходу нет, давай назад, по другой улице спробуем.

– Откуда ж напасть такая? – не выдержал молодой человек.

– Из земель, что за сарацинскими лежат. Эфиопии и других, – глухо буркнул из-под маски Мирослав.

– Откуда ты знаешь?

– Да все напасти оттуда. Чуму, от которой в Европе две трети людей вымерли, крестоносцы с собой привезли. Наказал их Бог за то, что Символ веры на дурное использовали. Крест опоганили.

– Да как же на дурное? Гроб Господень от неверных спасти хотели, – вскрикнул Ромка.

– Ежели б хотели, так спасли б. А то поехали, пограбили, порезали, пожгли, и все под знамением креста, да обратно, в родные замки. Вот и случилась напасть, от которой меч не помогает. Да еще и проказа и многие хвори в придачу.

– Но всеблагость и всемилостивость Божья?

– А тебе было б приятно, если б прикрываясь именем сеньора Рамона Селестино Батисты да Сильва де Вилья кого-то грабили, убивали и насиловали?

– Нет.

– Вот и Богу неприятно.

– Ну а оспа-то откуда здесь взялась? Эфиопия-то за морем. – Ромка поспешил перевести разговор с неприятной темы.

– Оттуда же. От эфиопов. Сейчас у испанцев да португальцев принято рабов себе из эфиопов да нубийцев набирать – ниггеров по-ихнему. Я у людей Нарваэса в прислуге пару видел. Наверное, кто-то из них болен был. Вдохнул-выдохнул пару раз, и началось.

– А у нас на Руси почему таких бед не случается?

– А что в твоих книгах про то сказано? – ехидно спросил воин.

Казалось, он и сам рад поговорить, чтоб отвлечься от груды тел вокруг пирамиды.

– Ничего не говорят. Кто-то упомянул: мол, славяне к зверям ближе, чем романцы, оттого и человеческими болезнями реже болеют, все больше звериными, неведомыми. Я б тому писателю… – Ромка выразительно взмахнул шпагой.

– Да уж, – протянул Мирослав. – Умники. У нас мор всякий тож бывает, но редко и там, где теплее. А в Московии, Новгородских землях и далее на север зимы холодные. Воздух так промерзает, что миазмам или иным каким пакостям ходу нет. Дохнут на морозце-то русском. А бритты да франки тоже додумались про то и костры на улицах жгли во время чумы, чтоб миазмы те погорели. Да разве весь эфир выжжешь?

За разговорами они обошли половину площади и добрались до другой большой улицы. На ней не было заметно пораженных болезнью тел.

Мирослав остановился. Молодой человек журавлем замер позади него с поднятой для шага ногой. Воин снова двинулся вперед, поводя головой из стороны в сторону. Ромка пошел за ним, отчего-то стараясь ступать след в след. Так они добрались до следующей улицы. От развилки обе дороги круто сбегали вниз с высокого холма, а что делалось у подножия, было не различить за бровкой.