– Как там оно? – спросил Ромка, махнув головой в сторону, откуда появился Мирослав.

– Как везде, – пожал плечами воин. – Мешикские дозоры по всем дорогам. На развилках посты. В каждом дюжина, а иногда и поболе. Допрежь кричали много, костры жгли. Не прятались. Но командир толковый, видать, сыскался, научил уму-разуму. Теперь тихо сидят, как росомахи в засаде. Я в одну чуть не попался с разгону.

– И чего? – спросил Ромка, оглядывая его одежду – не появилось ли новых прорех и следов крови. При случае Мирослав не задумываясь пускал в дело свои многочисленные ножи.

– Ничего, – ответил воин, поймав его взгляд и улыбнувшись понимающе. – Отполз. Много их там, связываться себе дороже.

– Так что делать-то?

– Не ведаю. В лесу не отсидимся. Что ни день, то они выгоняют все больше народу на прочес. Уже и крестьян с окрестных деревень сгонять стали. Ставят через сажень по человеку и пускают цепью. Тех, кто от основных сил отбился, как сетью гребут.

В Вера Крус бы, да туда дорога заказана, ее особо охраняют. Заслоны стоят по сотне человек каждый да патрули. У прибрежных городов, что за Кортеса стояли, помощи искать не с руки. Они запуганы сейчас до смерти, а ну как мешики вспомнят, что те испанцам помогали? Чтоб их гнев от себя отвести, скрутят и выдадут Куаутемоку: вот, мол, прими в дар и более на нас не серчай. А там и до жертвенного камня рукой подать. Можно попробовать уцелевший отряд нагнать, он на Талашкалу двинулся, не иначе. Это отсюда сильно восточнее. Но это самый наипоследний вариант.

– Почему? – изумился Ромка.

– Да нехорошее у меня с капитан-генералом случились. Повздорили.

– Ну я поговорю как твой сеньор. Объясню, принесу извинения. Кортес ко мне тепло относится. Извинит.

– Не извинит, – покачал головой Мирослав. – Такое не извиняют.

– Да что у вас вышло-то?!

– Из-за женщины поспорили.

– Из-за какой? Из-за доньи Марины?! Ну ты даешь! – присвистнул Ромка. – Она же…

– Ладно, хватит, – оборвал его воин, пружинисто вставая. – Идти пора.

– Куда?!

– Да в Талашкалу, вестимо, – грустно проговорил Мирослав. – К испанцам твоим. Вместе сподручнее.

– Они такие же мои, как твои, – угрюмо ответил Ромка, вставая с теплой сырой земли.

– Да нет, не такие. Меня они в капитаны не производили, долю в золотой добыче не выделяли, да и… Эх… – Он развернулся и не оглядываясь заскользил меж деревьями. Ромка заспешил следом, придерживая рукой шпагу, последнее не утраченное в передрягах имущество.

Минут двадцать они пробирались сквозь буераки тропического леса в полном молчании. Стремясь заглушить неведомую горечь, Мирослав задал такую скорость, что Ромка с трудом за ним поспевал. В конце концов, окончательно обессилев, он было хотел молить воина о пощаде и привале, но тот остановился сам. Присел у куста, выглянул из-под развесистой кроны и втянул голову обратно. Задумчиво почесал бровь.

– Что такое? Мирослав! – потормошил его присевший рядом молодой человек. Ему непривычно было видеть спутника в рассеянности и задумчивости.

– Странно. Час назад тут мешики стояли. В той вот балочке. Полсотни, не меньше. С мечами своими стеклянными да дубинками. Да на косогоре с луками десятка два. Там, где две дороги встречаются, проезжая да окольная, что в городок ведет. А теперь ни души.

– Так хорошо! – вскричал Ромка. – Пойдем к городу, авось по окраинам пошарим, одежды какой найдем да поесть чего? – Он потер ладонью урчащий от голода живот.

– Глупый ты, – покачал головой Мирослав. – Такие посты просто так не бросают. Либо испанцы сдались и войне конец, либо что хуже стряслось.

– Да что хуже-то стрястись может? – изумился Ромка.