– Но ведь это… не блюз.
– Э? – Ксюша подняла брови.
– Журнал ведь «Ритм-н-блюз» называется?
– Блин, – Ксюша наклонила голову. – Ты не знаешь, что такое ар-эн-би?
– Нет.
– Ритм-н-блюз. Такой модный стиль, – сказала Ксюша, потерев нос ладонью. – Не имеет отношения к блюзу. Попсовый, глупый, насквозь коммерческий.
– А зачем называть так журнал?
– Потому что журнал такой. А журнал, потому что читатель такой же. Оки? Еще вопросы?
– Да, – сказал Дима. – Что мне нужно делать?
– Всё очень просто. Пока я не найду тебе следующее интервью, примени свои знания на деле и напиши заметку. Мы ее разберем, и ты поймешь, куда двигаться.
– А на какую тему?
– Ха! – Ксюша хлопнула в ладоши. – Знаешь, дай мне тему, я сама напишу. Наша работа и есть, по сути, вечные поиски темы.
– Ну подскажи хотя бы, с чего начать.
Ксюша задумчиво потерла запястье.
– Я так поняла, ты не разбираешься в современной музыке?
Дима покачал головой.
– Тогда не знаю… Придумай что угодно. У нас рубрик много, пристроим, если что.
Дима отвернулся к экрану и дважды аккуратно щелкнул «пробелом». «Про что бы написала ты, Синица», – подумал он.
– Можно, – он прикусил и пожевал губу. – Можно я напишу про двух подруг-лесбиянок? Они порнозведзы…
– Господи помилуй, нет, – сказала Ксюша. – Ты с ума сошел? Это неформат.
– А? То есть, запрещено?
– Да нет же, у нас что, по-твоему, цензура? Всё разрешено. Просто неформат. Мы не тот журнал, понимаешь?
– М-м, – сказал Дима, мусоля ноготь большого пальца. – А если про армию?
Ксюша тряхнула челкой.
– Не годится.
– Тоже неформат?
– Вообще-то, смотря что… нет, – она поправила волосы. – Нет, все равно, не годится.
Дима потер щеку и задумался. Ксюша стояла рядом. Не удержавшись, она тихо запела и закружилась между столов, подобрав невидимое бальное платье.
– А что, если, – Дима оглянулся и повторил. – Что, если написать про это… про фобию?
– Давай, – согласилась Ксюша, продолжая вертеться. – У нас есть психология, там как раз девочка – моя подруга. Конкретно, что за фобия?
– Ну… страх закрытых мест.
– Уже было, в декабре.
– Страх высоты?
– Было еще раньше.
– А чего не было?
– Скажу так, – Ксюша сморщила нос. – В последнем номере писали про лалиофобию.
– Это что?
– Боязнь речи. Хочешь взять фобии – найди что-то оригинальное. Хотя бы настолько.
– А где?
– Не знаю.
– Может, в интернете?
– Там уже всё до тебя найдено. Проще завести знакомого психолога.
22 апреля 2003 года
Несчастный парень сидел на табурете, ссутулив широкие плечи, свесив голову и глядя в синий ворсистый пол. Лиза отчаянно завидовала гостю программы: ей приходилось торчать возле тумбы на затекших ногах и смотреть широко распахнутыми глазами в телесуфлера.
– Затем я понял, что в наших отношениях не может быть недомолвок. Я понял: должен. Когда Валентина ушла в институт, я…
У парня дрогнули плечи. Он запнулся и смешно хлюпнул носом.
– Простите, я… мне…
В одной руке он непрерывно мял и тискал другую – кисти ерзали и терлись друг о друга, как две горсти сухих костей.
– Признаться в этом очень непросто, – сообщил парень.
«Еще бы», – подумала Лиза. Сто человек и три камеры. Тут сложно даже нос почесать, не то, что признаться. Она покосилась на синий экран, где появлялись ее реплики. Монитор был пуст.
Передачу снимали вразброс – режиссер объяснил, что трудные сцены делаются на свежих людях. Теперь Лиза мучительно гадала, что происходит, и к чему относятся ее слова на экране. Телесуфлер был только у нее и Анжелики, парень обходился без подсказок.
– Я взял записную книжку Валентины, и…
– И еще раз поддержим нашего гостя! – потребовала Анжелика. Публика дружно грохнула аплодисментами. Пока операторы давали панораму зала, Анжелика загородила микрофон на груди ладонью, коротко чихнула и выматерилась.