– Разве это не прекрасно? – обратилась она вдруг к своему спутнику.

– Да, пожалуй… еще бы солнца побольше, – немного неловко отвечал застигнутый врасплох Генри.

– О, солнце еще будет. В нашем климате нельзя ожидать сразу всего. Пока я вполне довольна весной.

– Да, вы правы. Она особенно хороша после долгой зимы.

Немного помолчав, Эмма тихо сказала:

– Для меня весна – это нечто большее. Я не могу точно сказать, что именно… да если бы и могла, вы бы меня вряд ли поняли.

– Так попробуйте? – неожиданно для себя заинтересовался Генри.

– Ну… для меня весна – это пророчество и обещание жизни. Понимаете… я думаю, что именно поэтому весну особенно любят старики, даже не осознавая этого. Весна означает жизнь, победу жизни над смертью, и они, возможно, при взгляде на природу учатся быть покорными своей судьбе…

– Да, об этом сегодня и в проповеди было сказано, – сказал Генри. – «Глупец! То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет».

– О, я знаю, что мысль эта не нова! – с некоторым смущением отвечала Эмма. – Кроме того, я плохо выражаю свои мысли. Но почему-то все эти древние истины всегда кажутся нам чем-то новым, если мы приходим к ним сами. Мы наталкиваемся на идею, которая была общей собственностью людей на протяжении тысячелетий – и думаем, что совершили великое открытие. Я полагаю, новых идей вообще нет на свете, и каждый из нас должен самостоятельно постигать старые. Должен сам трудиться ради собственного спасения, и я имею в виду – не только в духовном смысле. Никакие чужие мысли и чувства не помогут, будь они трижды истинны и древни, как мир. Когда они придут к нам, то будут свежи и чисты, как сама весна. Мать ведь не любит своего ребенка меньше оттого только, что миллионы матерей уже любили своих детей раньше.

Генри и не думал спорить с ней. Идеи этой молодой девушки, пусть и не новые, были прекрасны – но он не любил и не умел участвовать в подобных метафизических спорах, хотя, подобно всем думающим и образованным людям, не раз раздумывал над этими вопросами.

– Вы очень религиозны, мисс Левинджер? – спросил он, наконец.

– Религиозна? Я? Что заставило вас так думать? Нет, хотя мне хотелось бы быть религиозной. У меня есть определенные убеждения, и я стараюсь им следовать, вот и все.

– Я наблюдал за вами в церкви и был уверен, что это так.

Девушка покраснела, а затем спросила:

– Почему вы об этом спросили? Вы ведь верующий человек, не так ли?

– Да, верующий и религиозный. Я думаю, вы найдете мало людей моей профессии, кто не верил бы в Бога – возможно, потому, что они постоянно имеют дело с таким природными силами и опасностями, что нуждаются в защите некой высшей Силы. Кроме того, я пришел к выводу, что религия в той или иной форме необходима всем без исключения людям. Я никогда не знал человека, который был бы вполне счастлив, ни во что не веруя.

– Вера не всегда приносит счастье или дарует мир душе, – сказала Эмма. – Мой жизненный опыт невелик – я и не знаю почти ничего, кроме книг и тихой деревенской жизни – но я смотрю на моего отца. Не думаю, что можно быть более религиозным, чем он… и все же он определенно несчастлив, он не может смириться с идеей смерти – а для меня смерть, за исключением, быть может, ее физической стороны, вовсе не кажется такой уж ужасной.

– Я должен сказать, что отец ваш – весьма чувствительный человек, – отвечал Генри, – кроме того, вы и он росли в совершенно разных условиях. Каждый относится к жизни в соответствии со своим опытом и темпераментом.

– Да, он чувствителен… – Эмма смолкла, а затем, словно желая сменить тему, воскликнула: – Смотрите! Море! Как это прекрасно! Неужели вам было не жаль оставлять его, капитан Грейвз?