Хаук… он был отличным солдатом, и надежным, смертоносным оружием в руках его величества. К него не было иной жизни, кроме той, что служила интересам короля. Но, все в этом мире приходит к логическому концу. Вот и война, длившаяся годами, тоже кончилась. Месть свершилась, маски были сброшены и все стало с ног на голову в один миг. Я, убивший сотни солдат владыки, стою перед вами облаченный в чёрный гвардейский мундир. Слуги и воины злейшего врага – присягнули мне на верность. Земли его, селения и казна теперь тоже мои… Судьба любит посмеяться над людьми. Но порой ее насмешки слишком злы.

Хаук, поверьте, не был ни добрым, ни злым. В душе его царила лишь звенящая пустота. Он желал смерти как избавления, и убивал лишь тех, кто поднимал на него клинок. Лишь священной мести он посвятил свою жизнь. Хаук не заглядывал далеко, жил одним днем, и целью был лишь один момент… Теперь само существование его потеряло смысл. Ни он, ни его кривой меч более не нужны, а жить среди обычных людей он не обучен. В последний бой он пошел без приказа, и не заплату, но по велению своего сердца. И как это часто бывало – победил. Однако, раны, которые он получил были смертельны. На третий день после боя за деревню, Хаук навсегда уснул в своей постели. Не оставив наследников, имея лишь то, что носил при себе. Следуя последней воле, его погребли на холме возле деревни, за которую он пал. Теперь это правда, подкрепленная реальным надгробьем и памятью людей, что его хоронили. Кроме того, меч Хаука, я уверен, будет бережно храниться в деревне как доказательство его смерти. И будет показан каждому, кто об этом просит…

Рассказ получился коротким и содержательным. Нужно было какое-то время, чтобы уложить сказанное в голове. И еще какое-то время, чтобы осознать, что человек, который оброс слухами и легендами не только реален, но и стоит сейчас во главе стола.

– Хаук умер. Да здравствует Рон! – воскликнул один из офицеров.

– Да здравствует Рон! – поддержали его присутствующие, вставая со своих мест. И только Джул ограничилась коротким кивком.

Чувствуя, как накатывают воспоминания, Рон присел. Наполнив свой бокал, он больше не проронил ни слова. Поминки незаметно перешли в скучный банкет. Марен молча потягивала вино, мечтая о чем-то своем. Август после выпитого и услышанного расчувствовался так, что пустил слезу. Отис и Вэл ненавязчиво следили за тем, чтобы бокалы и тарелки были полны. Джеймс, отбросив свою деликатность, жадно накинулся на мясо. Офицеры, судя по лицам, уже и наелись, и напились, но не смели уйти. Поняв это, Рон кивком головы отпустил их. Ну а Джул, с завидным упорством принялась вливать в себя за бокалом бокал.

Разошлись далеко за полночь, парами, но своим ходом. Рон уже досталась готовая в дрова Джул. Она уперлась разбитым носом в стол и пускала пузыри. По ночному замку все громче разносился ее богатырский храп. Под нечленораздельную ругань и сумбурный поток слов, Рон взвалил ее на плечи и понес вниз. Девка, конечно, была в доспехах, но весила куда больше, чем следовало бы. Какую комнату ей приготовил Отис, Рон, конечно, не знал. А тащить сие тело в казармы, само собой, не захотел. Оставался только один вариант. Спустившись по лестнице, он отыскал в кармане ключ и наощупь отпер дверь. Свалив тело Джул на свою кровать, он перевел дух. Такая ноша сегодня была ему не по плечу.

Оставив попытки разбудить Джул, Рон все же решил ее раздеть. Ведь ночь, проведенная в доспехах, сделает следующий день настоящей мукой. Стянув с нее сапоги и поножи, он расстегнул поясной ремень. Снял с него ножны и вытащил из-под поясницы заряженный пистолет. Чтобы снять кирасу, пришлось расстегнуть ремешки и не слишком деликатно перевернуть деву на бок. Когда на ней остался только мундир, Рон методично расстегнул все его пуговицы и стащил с нее верхнюю часть, оставив только грубую солдатскую сорочку и штаны. Сложив оружие на стол он вышел в зал и притащил для себя длинную кушетку с низкой спинкой. Масляную лампу Рон убавил и сунул под стол, чтобы не светила в глаза. Свернув китель, он сунул его под голову и еще какое-то время следил за тем, как мерно вздымается грудь Джулии, испуская на вдохе чудовищный храп. Но тот, кто хочет спать – непременно уснет. Глаза молодого лорда слиплись сами собой, и он забылся тревожным сном.