– Говорит он и по-русски, – объяснил я, – но вот стихи пишет только по-кумыкски. Хотя, предваряю следующий вопрос, мужик очень талантлив. Образован, умен, даже мудр, мог бы покорить вершины и на русском или английском. Но, как считает, это будет предательством его малой родины. Она же и большая.

Наступило долгое молчание, очень непростое, оба понимают, что дело не в Бадрутдине, как его там, и не так уж и важно, сколько кумыков, а сколько русских, но насколько человек должен быть привязан к языку и культуре, насколько не имеет права выбиваться из этой культуры? И почему не имеет?

Крылан сказал в затруднении:

– Тут еще один вопрос… В этом случае культура должна быть замкнутой. В нее ничто не должно привноситься из других культур. То есть не должно происходить взаимообогащения. Кумыкам нельзя не только что Интернет, даже телевизор нельзя, а то как кусок сахара в кипятке…

Светлана перебила язвительно:

– Да вот пока что не растворились!

– Ну как сахар в холодной воде, – уступил Крылан. – Чего к словам цепляешься? Должны мы, ограничивая себя, оставаться в тесных рамках своей культуры или же, имея перед глазами богатства других культур, имеем право брать и тащить к себе все, что нам подходит? Раньше, насколько понимаю, выбора не было: двести лет назад кумыки вообще не знали о существовании других стран и народов. Потому не было и проблемы выбора. А вот сейчас…

Он обращался ко мне, Светлана все втискивалась между нами грудью, обращая внимание на себя и свои данные, вскидывала брови, хмыкала, а когда заговорила, голос был переполнен недоверием и подозрением:

– И еще прошу обратить внимание на некие силы… да-да, те самые, которым выгодно. Одним выгодно удержать нас в рамках одной культуры, одного языка, одной страны и четких границ, другим же выгодно все это размыть!

Мы замолчали, соображая, кому же это выгодно, Крылан проворчал:

– Знаете, когда один держит меня взаперти, объясняя моей же безопасностью, а другой сбивает с двери замок, то мне второй как-то симпатичнее. Я ведь могу и не уйти, но пусть дверь будет открыта. И я бы не сказал, что Запад нас давит… ведь о Западе же говорим, давайте не переводить на кумыков!.. Запад завоевывает не только порнухой, секс-шопами и дебильными шоу. Так завоевали бы одних придурков. Да, придурков в любой стране больше, чем воробьев, но все-таки Интернет, компьютеры, телевизоры, автомобили и все-все, чем пользуемся в быту, создано в Штатах.

– К сожалению, – вставила Светлана.

– К сожалению, – согласился он. – Но все-таки Интернет и компьютеры они нам не навязывали. Мы сами ухватили.

– С порнухой в придачу!

Он посмотрел на нее, вздохнул и умолк. Я молча договорил за него то, что Крылан, возможно, даже не сформулировал для себя: человека нельзя привязывать вот так жестко к одному народу, одному клану, одному языку или культуре. Это новая мысль, она выглядит кощунственной, это же предательство… если взглянуть глазами полян, древлян или даже московитов, что новгородцев и тверичей за людей не считали.

– Ладно, – сказал я, – займитесь газетой всерьез. Слишком долго мы находились в спячке, надо просыпаться.

Крылан сказал невинно:

– Да и к выборам пора…

Светлана хмыкнула, всем надоели шуточки насчет выборов. Понятно же, что нам не удастся пропихнуть или протащить в Государственную думу ни одного кандидата. Хотя, конечно, сочувствующих нашей партии немало, однако же сочувствующие даже в самых низах предпочитают помалкивать, а те, кто в верхах, даже страшатся подумать, что мы, русские националисты, правы. Хотя подумывать подумывают, конечно, но не признаются даже близким. Чревато.