Он откинул голову и что-то прокричал в приказном тоне. Снаружи со двора послышался ответный крик, потом отворилась задняя дверь, и в комнату втолкнули девочку. В руках она все еще держала лен, который отбивала.

– Берите ее! – раздраженно проговорил господин Джозеф. – Она немного знает английский, этого довольно, чтобы понять, что вам нужно. Она не глухая, но немая. Может производить какие-то звуки, но это не речь. Ее мать занимается всем понемногу, она и шлюха для английских солдат, и служанка, и кухарка, да что угодно. Ее посадили на месяц в тюрьму за то, что пожаловалась на изнасилование. Девочка знает достаточно, чтобы понять вас. Берите ее на месяц и верните недели через три в четверг. Ее мать как раз выйдет из тюрьмы и захочет получить ее обратно.

Взмахом руки он приказал девочке подойти к Джею, она медленно и нехотя приблизилась.

– Только не насилуйте ее, – небрежно заметил судья. – Не хочу получить младенца-полукровку через девять месяцев. Просто прикажите показывать вам растения и через месяц приведите обратно.

Судья снова взмахнул рукой и жестом разрешил им обоим покинуть комнату. Джей снова оказался на пороге дома в ярком утреннем солнечном свете – с маленькой индианкой, которая, словно тень, держалась у его локтя. Он повернулся и посмотрел на нее.

В ее облике странным образом сочетались черты девочки и женщины. Это было первое, на что он обратил внимание. Круглое личико и открытый взгляд темных глаз принадлежали ребенку, любознательному, милому ребенку. Но прямой нос, высокие скулы и решительный подбородок обещали превратить ее в красавицу уже через несколько лет. Ее голова не достигала его плеча, но, судя по длинным ногам и изящным продолговатым ступням, девочка должна была еще подрасти.

Она была одета по моде Джеймстауна – в рубаху с чужого плеча, которая доходила ей до голеней и хлопала вокруг плеч. Длинные темные волосы были распущены и висели свободно с одной стороны. С другой же, за правым ухом, они были сбриты, что делало ее внешность странной и экзотической. Кожа на шее и плечах в слишком свободном вырезе рубахи была раскрашена диковинными голубыми рубцами татуировки. Индейская девочка смотрела на белого человека с опаской, но это не было откровенным страхом. Она будто бы измеряла его силу и думала: что бы ни случилось дальше, можно пережить и это.

И этот взгляд сказал Джею, что она была просто ребенком. Женщина боится боли. Боли телесной и боли сердечной – оттого, что ею помыкает мужчина. Но перед ним была всего-навсего девочка, поэтому у нее еще сохранилась детская вера в то, что она может пережить все, что угодно.

Джей улыбнулся ей, как улыбнулся бы своей девятилетней дочери Фрэнсис, которая была так далеко, в Лондоне.

– Не бойся, я не сделаю тебе больно, – произнес он.

И много лет спустя он будет помнить это обещание. Самые первые слова, которые он, белый человек, сказал индианке: «Не бойся, я не сделаю тебе больно».

Джей повел девочку прочь от дома господина Джозефа, в тень дерева, в середину того места, которое в Англии называлось бы деревенской лужайкой. Ну а здесь это был просто клочок пыльного пустыря между рекой и Бэк-роуд. Две коровы с весьма унылыми мордами паслись неподалеку.

– Мне нужно найти растения, – медленно сказал Джей, внимательно следя за тем, покажутся ли на ее лице признаки понимания. – Свечное дерево. Мыльные ягоды. Ложечное дерево.

Она кивнула. Но он не был уверен, поняла ли она его или просто старалась угодить ему. Она показала туда, где темная густая линия леса окаймляла реку вдали за пустырем – делом рук поселенцев, – окружавшим маленький городок. На распаханных полях еще торчали пни, и пыль поднималась в воздух из истощенной земли, на которой рядами рос табак.