– А я бы с удовольствием изучал, – заметил Тилк. – Иной ход развития разумной жизни… Это же потрясающе! А сейчас мы возимся с себе подобными… Это слишком просто…

– Ты отрицаешь искусство?! – спросил Ирит очень спокойно, но по его излишне спокойному тону было понятно, что он готов собственными руками задушить собеседника за подобную дерзость.

– Прошу прощения, – поспешно отозвался Тилк. – Ваше искусство бесспорно прекрасно. В нем видны грани Вселенной! Но я говорил всего лишь об изучении, всего лишь о научном подходе. Иные пути развития могут представлять интерес не для искусства, но для науки… Только это…

– Ящеры? – Ирит-Ри хохотнул. – Никогда об этом не задумывался! Но какая философия может быть с ящерами?! Это противоестественно! Если только для науки…

Рарт пренебрежительно передернул плечами и согласно кивнул.

– Да! Совершенно не понимаю, – добавил он. – Наука, наука… Зачем такая наука без конкретного применения? Сейчас мне понятен ход развития событий. Сейчас мы постигаем особый смысл, приоткрываем грани мироздания. Можно сказать, находим новое понимание в философии. Это я называю великим делом, великим искусством!.. Я до сих пор вспоминаю красоту финалов… Это действительно потрясающе… Но наука ради науки… Изучение рептилий, а может, каких-нибудь каракатиц… В этом нет полета! Это же проза, банальность, вульгарность… Ты бы, Тилк, предложил еще червяков изучать! Тебя и твой выдающийся ум бросить на такое?! Нет, это не рационально…

Тилк задумчиво отпил глоток вина и посмотрел долгим и мечтательным взглядом на пламя свечи.

– Кто знает границы рационального? – произнес он загадочно. – Кто определяет разумность?.. Мы можем судить только в пределах своего познания. Но разве мы познали Вселенную? Нет… Мы только приблизились к границам Лебора… И все… А дальше что? Неизвестность, возможно, другие законы. И не только психологии, но и физики! Мы подошли к границам – границам применения своего разума!

Ирит-Ри посмотрел на ученого долгим взглядом.

– А ты поэт… – проронил он медленно. – Никогда не подозревал, что ученые могут быть поэтами. Ты говоришь, как настоящий воин! Когда мы видим сражения… Когда наблюдаем агонию… Именно тогда нам приходят подобные мысли. Этот порог жизни и смерти… Он очень…

Ирит на секунду отвел глаза, но, помолчав, продолжил:

– …Эту тайну мы открываем снова и снова… Я недолюбливаю период подготовки, потому как в нем слишком много искусственного, просчитанного, рационального. Для меня само действие гораздо благороднее. Тогда мы уже не прячемся. Мы те, кто мы есть! И это великое откровение… Не понимаю, почему с душой философа ты пошел в ученые…

Тилк опустил глаза.

– В науке тоже есть поэзия, – едва слышно ответил он. – И, возможно, меньше рационального, чем может показаться на первый взгляд… Ведь мы всего лишь анализируем действительность… Мы изучаем!.. И только…

При последней фразе Ирит неуверенно сдвинул брови и принялся задумчиво потягивать по глотку старое доброе вино. Рарт же нервно вздрогнул и, искоса глянув на Тилка, бросил:

– Помни, сынок, что я из разведки. Из разведки! Доложу еще раз! Ты меня понимаешь?

Тилк, не мигая, уставился на разведчика.

Ситуацию смягчил Ирит.

– Рарт, успокойся, – с ленцой бросил он. – Не забывай, что в этой экспедиции, от начала и до конца, главный – я. А значит, только я отвечаю за все! Пусть говорит… Меня всегда привлекали иные суждения… Среди военных они не распространены. Мы слишком зачарованы творением… Но я слышал о подобных идеях… Хотя наш дорогой ученый еще ничего толком и не успел сказать. Он только… намекнул…