…Итак, царь повелел всем иудеям следовать обретенному закону. Иосия собрал в храм всех жителей Иерусалима, прочитал вслух найденную книгу, а затем, повернувшись лицом к ковчегу, поклялся исполнять закон, а весь народ повторил клятву за царем. Потом из храма вынесли все, относившееся к культам других богов, и сожгли за пределами Иерусалима. После чего по всей стране были уничтожены все жертвенники и святилища чужих богов, перебиты разного рода предсказатели и заклинатели духов. Теперь не было в земле иудейской другого святилища, кроме Иерусалимского храма. По крайней мере, официально. Потому что втайне как знатные люди, так и простолюдины все равно, на всякий случай, почитали богов финикийских, ханаанских, вавилонских и прочих, которые пришлись по нраву. Да и зла в земле не убавилось. С редким цинизмом, например, обошлись с зависимыми крестьянами-рабами. Во время осады Иерусалима Навуходоносором царь и князья решили освободить рабов, чтобы те тоже встали на защиту Иерусалима. Так и поступили, причем все князья принесли в том торжественную клятву, пройдя между частями рассеченного жертвенного быка. Однако едва Навуходоносор, принужденный выступить против египтян, на время снял осаду, как рабов тут же вернули в исходное состояние. Более того, не побоялись даже самого Иеговы. Когда пророк Иеремия выступил с гневными обличениями князей, те бросили его в тюрьму – и казнили бы, если бы не царь, который все же побаивался пророка и стоявшего за ним грозного Бога. Иеремия сумел бежать, а вскоре вернулся и Навуходоносор.

Все переменилось на чужбине. Вот уж где не было никакого религиозного принуждения – да ходи ты хоть во все храмы сразу! Властям не было ровно никакого дела, кому молится какой-то там пленный народец. Прежние князья не имели никакой власти, они были такими же пленниками, как и все остальные, ничто мирское не объединяло иудеев, зато делало все возможное, чтобы растворить их в вавилонском разноплеменном море. Теперь уже сами изгнанники, никем не понуждаемые, отчаянно цеплялись за своего Бога – единственную ниточку, связывавшую их с родиной, и единственную силу, скреплявшую их вместе. По субботам они собирались на молитвенные собрания, для которых вскоре стали устраивать особые дома – синагоги. У жрецов, лишенных храма, было сколько угодно времени, чтобы привести в порядок священные книги. Естественным образом синагоги стали центрами иудейских общин в Вавилоне, где изгнанники каждую субботу предавались ностальгии. Стоит ли удивляться, что, когда персидский царь Кир позволил вернуться, именно жрецы и возглавили переселение?

…И вот они двинулись в путь. Богатые, хорошо устроившиеся иудеи, как известно, предпочли остаться, отделавшись пожертвованиями на храм и в пользу возвращавшихся. В библейской книге пророка Ездры точно названо число вернувшихся. «Все общество вместе состояло из сорока двух тысяч трехсот шестидесяти человек, кроме рабов их и рабынь их, которых было семь тысяч триста тридцать семь; и при них певиц и певцов двести. Коней у них семьсот тридцать шесть; лошаков у них двести сорок пять; верблюдов у них четыреста тридцать пять; ослов шесть тысяч семьсот двадцать».[29]То есть, как видим, судя по количеству рабов и скота, переселенцы были людьми, мягко говоря, не слишком богатыми. Руководили ими князь Зоровавель из дома Давидова и верховный жрец Иешуа.

Когда вернувшиеся достигли своей исторической родины, они обнаружили, что «молоко и мед» иссякли. После разрушения Иерусалима прошло всего около 50 лет, и разоренная страна так и не успела подняться. Оставленное на месте завоевателями иудейское население давно смешалось с окрестными язычниками, те, что еще оставались иудеями, жались к развалинам Иерусалима. Недавние соплеменники даже понимали теперь друг друга с трудом: если богатые местные жители все же говорили по-арамейски, то бедные общались между собой на жутком жаргоне, смеси еврейского, арамейского и окрестных языков. Каждое слово отзывалось репатриантам горечью: они там, на чужбине, свято хранили свой язык и свою веру, в то время как на родине язык забыли, а Иегову едва выделяют среди прочих богов. Спасибо, что вообще помнят…