Принц и дроид наконец-то вздохнули свободно. Угроза миновала. Можно было спокойно продвигаться к «Соколу», не опасаясь удара со спины. Весело смеясь над агентами Комитета, товарищи поднялись с земли, отряхнулись от налипших на одежду листьев и торжественно пожали друг другу руки в знак обоюдного уважения и благодарности. Своими слаженными совместными действиями они не только красиво ушли от преследователей, но и сохранили при этом их жизни, драгоценные, как и у всякого мыслящего существа. На радостях Фейрис даже пообещал наградить Михаила высшим Нибируанским орденом – орденом «Амадеуса восьмого», выдававшимся за исключительные заслуги перед расой. Спасение представителя королевской династии как раз входило в список этих «исключительных заслуг», так что свидетельства принца должно было быть достаточно. Однако дроид от награды категорически отказался, напомнив другу:

– Если ты расскажешь, что я тебя спас, то тебе придётся объяснять, где и когда это произошло. А ведь ты сам говорил: никто не должен знать, что мы побывали на поверхности!

Ещё немного поколебавшись, Фейрис согласился оставить свою затею с орденом, но всё равно заверил, что при первой же возможности щедро отблагодарит Михаила. Дроид возражать не стал, и они двинулись в путь, подшучивая над выпавшими на их долю нелёгкими испытаниями. И интуиция, и теория вероятности, и даже сам здравый смысл подсказывали им, что запас приключений на сегодня исчерпан.

Как же они ошибались!..

Гроза всё никак не унималась. Дождь лил уже не как из ведра, а как из пожарного брандспойта. Молнии ежесекундно полосовали небо, громы сотрясали воздух, а ураганные порывы ветра сбивали товарищей с ног, заставляя их идти всё медленнее и медленнее. Деревья, особенно молодые, гнулись к земле всей своей кроной и тут же резко выпрямлялись обратно, точно катапульты, метающие снаряд. По низу стелились вихорки из оторванных листьев и упавших веток. Грунт, уже успевший разбухнуть на несколько сантиметров вглубь, по ощущениям казался непролазной болотной топью. Подобного ненастья принц не видел даже в обучающих фильмах для Земледельцев. На Нибиру, где погода была управляемой и регулировалась из ГлавМетЦентра, стать свидетелем такой бури было невозможно, поэтому Фейрис очень гордился, что наблюдает этот разгул стихии из самого его эпицентра. Целый миллиард неоатлантов никогда не увидят ничего похожего, а он, как настоящий первопроходец, идёт без страха и сомнения, не различая дороги, ориентируясь только на внутренний компас своего спутника. Что могло быть прекраснее для истинного романтика! Принцу не хватало только того, кто мог бы разделить его восторг. Михаил, несмотря на наличие души, оказался совершенно не в состоянии разглядеть в этом природном хаосе особое очарование.

– Красиво только то, что упорядочено! – перекрикивал ветер дроид. – А покажи мне здесь хоть что-нибудь, подчиняющееся математическим канонам!

Фейрис не мог спорить, когда каждое открытие рта оборачивалось залетевшим листиком или сотней капель дождя. В спокойную погоду он бы непременно заявил, что Михаил ошибается, что гармония – это не только порядок, и привёл бы неопровержимый пример: море. Оно вечно меняется, в нём чередуются приливы и отливы, шторма и штили, тёплые течения встречают холодные, невозможно сделать две абсолютно одинаковых фотографии его постоянно движущейся воды, и при этом никто не возьмётся отрицать, что море прекрасно. Так же и с космосом: звёзды не выстроены в ровные ряды, галактики не летят параллельно друг другу, ни одна туманность никогда не достигнет полной симметрии, а даже если и достигнет, то пробудет таковою лишь мгновение, поскольку вселенная не может остановиться в своих преображениях, избрав себе конечный, «идеальный» облик. «Так что вот так, друг мой! Красивым может называться и абсолютный порядок – творение человека, и абсолютный хаос – творение природы!» – так бы Фейрис закончил своё не случившееся выступление.