— И нам не давал скучать, — усмехнулся здоровяк. — Кто бы поверил, что это тело, — он потряс то, что держал в руке, — когда-то принадлежало хорошенькой девице. Целой лере! Чтоб демоны ее забрали!

Когда здоровяк затряс бесформенное нечто, меня затопила невыносимая боль. Сразу стало холодно. И вдруг я осознала, что я вернулась… в свое тело. То тело, которое трясли, — вонючее, окровавленное и бесформенное, — мое тело.

Ужас и паника охватили ненадолго — безразличие и апатия, желание уснуть засасывали в холодное темное болото.

Но мне не дали отключиться.

«Оставьте… Хочу… спать…»

— Дыхание не чувствую, — пробормотал здоровяк. — Может, посмотришь, померла или нет?

— Я брезгливый. Если бы она была как раньше, — второй мечтательно цокнул. — Жаль, недолго развлекались. Скажем капитану, что допрос не получится. Пусть развлекается с другими пленными. — Мужской голос, мелодичный и невозмутимый, болезненно пробивался в разум.

— Чего он привязался к этой шлюхе?

«Шлюха… Я — шлюха?..»

Тонкая, не оформившаяся мысль снова ускользнула, как песок сквозь пальцы, — меня потрясли за шкирку. — Давно пора ее в общую яму. К остальным лучам.

Странные слова. Непонятные.

— Она рассказала?

— Демоны его знает! Мы — маленькие люди. Наше дело — привести на допрос, отвести с допроса. Иногда поучаствовать в ролевых играх, — на последних словах мужчина грубо хохотнул. — Все лучи сдохли, а эта за жизнь цепляется. Живучая.

— Сучка, — констатировал прилизанный. — Стольких наших угробила.

— Если бы капитан разрешил, — прошипел здоровяк, — задушил бы собственными руками. Хотя, наверное, уже сама и сдохла.

Беспомощное тело с силой отшвырнули. Оно ударилось о что-то холодное и твердое и осталось лежать. Сломанной кучей. Тяжелые шаги… Они удалялись.

Скрип железной двери.

Тишина.

Наконец-то.

Я хотела свернуться калачиком. Нужно стать маленькой. Незаметной. Может, мышкой? Чтобы никто не видел.

«Мышка? Почему надо стать ею?» — я попыталась поймать вновь ускользающую мысль, видимо, нужную и важную, но…

Теплые волны забвения мягко уносили меня далекодалеко. Туда, где не больно. И не холодно.


***

Из спасительного забытья возвращали голоса.

Громкие. Резкие. Грубые.

Слова с трудом складывались в понятные предложения и проникали в сознание.

— Под трибунал! — зло цедил незнакомый голос. — Положение об обращении с военнопленными! Не слышали о таком?! Вы — солдат императора, капитан Бейкалич! Не палач! Солдат самой великой и цивилизованной империи в мире! Но… — говоривший словно задохнулся от возмущения, — вы хуже животного!

Стыд какой!

Неясные вздохи.

Шуршание.

Сопение.

— Господин военный министр, пленная — та самая зарданка. Из-за нее погибли тысячи наших солдат, — сдержанно ответил знакомый до боли и ужаса голос.

Я не смогла вспомнить, почему боюсь его, но меня охватила паника. Если бы могла, то отползла бы подальше от жуткого голоса.

«Нужно стать… мышкой, — неприятно запульсировало в голове. — Почему не могу шевелиться? Это не сон... Эти голоса… Я слышу их… Тот ужасный голос… Почему темно?..»

— О ком вы? — раздраженно поинтересовался военный министр.

— Пленная из зеленых лучей, — выплюнул ненавистный голос. — Был приказ генерала Мирадовича допросить, применяя любые методы. Поэтому я…

— Из зеленых лучей? — перебил говорившего военный министр. — Это жалкое существо?

Шаги…

Незнакомые. Легкие.

Приближались.

— Вы уверены? — спросил министр. Совсем рядом со мной.

«Зеленый луч!» — выстрелило в висках. Я не смогла вспомнить, почему эти слова знакомы и пугают.

— Уверен. Ее сдали свои же. Зарданцы. По нашему требованию, при сдаче Зардана. На допросе пленная призналась в том, кто она. На допросах остальных военнопленных с помощью менталистов с точностью выяснили ее личность.