– Что?.. – проговорил я.

Но они прошли мимо, унося с собой происшествие. Туман поглотил их. Я, покинутый, стоял один на пустой дороге, с дохлым фонарем.


Когда я открыл дверь паба, оба «тела», как они их называли, были уже распростерты на стойке бара.

Толпа, собравшаяся не выпивки ради, преградила путь врачу, и ему пришлось боком протискиваться от одной жертвы ночной езды вслепую по мглистым дорогам к другой.

– Один – Пэт Нолан, – прошептал Майк. – Остался без работы. Другой – мистер Пиви из Мэйнута, торговец сигаретами и сластями. – Он повысил голос: – Так они мертвы, доктор?

– Может, помолчите? – Доктор смахивал на скульптора, который никак не справится с композицией из двух мраморных фигур в натуральную величину. – Положите одного на пол.

– На полу окочурится, – сказал Гебер Финн. – Внизу ему смерть. На стойке лучше, мы тут теплого воздуха надышали.

– Но, – тихо сказал я в замешательстве, – я никогда не слышал про такие аварии. Вы уверены, что обошлось без машин? Всего лишь эти двое на велосипедах?

– Всего лишь? – вскричал Майк. – Да на велосипеде, если постараешься, можно разогнаться до шестидесяти километров в час, а под горку, на длинном спуске – до девяноста, а то и девяноста пяти! Вот они и неслись, без передних и задних фар…

– Но это же запрещено законом!

– Не хватало еще, чтобы правительство совало нос в нашу жизнь! Так вот, несутся эти двое, без фар, из одного города в другой, словно удирают от смертного греха. Навстречу друг другу, но по одной и той же стороне дороги. Говорят, всегда нужно ездить по встречной полосе, так, мол, безопасней. Вот и полюбуйтесь, до чего их довела эта официальщина. Люди гробятся! Как? Разве непонятно? Один по правилам ездил, а другой – нет. Лучше бы им там, наверху, помалкивать! А то вот лежат эти двое и концы отдают.

– Концы отдают? – вздрогнул я.

– А ты прикинь! Что мешает двум крепким парням, что мчатся очертя голову, один из Килкока в Мэйнут, другой из Мэйнута в Килкок, столкнуться лбами? Туман! И ничего больше! Только туман стоит на их пути, не давая их черепушкам врезаться друг в друга. А когда они сталкиваются на перекрестке, происходит то же, что в кегельбане. Бах! Кегли разлетаются! Вот и они подлетают футов на девять, кувыркаясь в воздухе голова к голове, как милые дружки, а их велосипеды сцепились, словно два кота. Потом все это обрушивается наземь и лежит, дожидаясь прихода ангела смерти.

– Но ведь они же не…

– Ты так думаешь? В прошлом году не было в ирландском свободном государстве ночи, чтобы хоть кто-нибудь не загнулся в какой-нибудь чертовой аварии!

– Ты хочешь сказать, в год погибает три с лишним сотни ирландских велосипедистов?

– Святая и горькая истина.

– Я никогда не разъезжаю по ночам на велосипеде. – Гебер Финн смотрел на тела. – Только пешком.

– Ну так треклятые велосипедисты на тебя наезжают! – сказал Майк. – На колесах ли, пешком ли, все равно какой-нибудь недоумок гонит тебе навстречу. Да они скорее тебя пополам перережут, чем поздороваются. О, какие смельчаки превращались в дряхлые развалины, калечились или хуже, а потом всю жизнь мучились головными болями. – Майк вздрогнул, зажмурившись. – Можно подумать, человеку не по силам управиться с таким мощным и хитроумным механизмом.

– Триста смертей в год? – изумился я.

– Это не считая тысяч «ходячих раненых» каждую пару недель, которые, проклиная все на свете, забрасывают велосипед в болото и на государственную пенсию зализывают свои бесчисленные болячки.

– Так о чем мы тут болтаем? – Я беспомощно кивнул на пострадавших. – Где больница?

– В безлунную ночь, – продолжал Гебер Финн, – надо ходить полями, а дороги – ну их к черту! Вот так я и дожил до пятого десятка.