Я позавидовал хозяину и его здоровому отношению к жизни.

– Ну ладно, вы допаривайтесь, а я уже пошёл. Жарко что-то сегодня, – сказал он и в одних трусах пошёл по деревянному настилу в дом.

Я посмотрел на Лёху, он был в ауте. Я тоже был близок к нирване.

Горьковатый запах, исходивший от осиновых беленьких брёвнышек, дурманил голову. Душистые дубовые веники висели под потолком, придавая бане её истинный колорит. Что ещё надо для нормального отдыха?

На кухне горел свет. Там нас ждала большая зелёная кастрюля с волшебным грибным супом. По телу ещё катили крупные градины пота, когда мы в приятном изнеможении буквально рухнули на табуретки. Стол вызывал чувство восторга и желания жить. Посреди его красовалась огромная миска с нарезанными красными помидорами, посыпанными сверху мелко порубленным чесноком и зеленым луком.

– Ну а теперь и супчика можно, – продолжил вечеринку наш хозяин, разливая по граненым стопочкам белую жидкость из странного вида бутылки. Такие бутылки я неоднократно видел в кинофильмах о кулаках, и мне подумалось, что хозяевам она досталась по наследству. Я сразу догадался, что это не водка и не какой-нибудь там ром, а самая настоящая самогонка. Я глянул на Лёху. Он так умудрился скривить свою рожу, что меня передёрнуло.

В доме жила ещё мать хозяйки. Бабка, похожая на старую колдунью, очень словоохотливая и по всему виду доброго характера. Налив в свою миску душистого супа, с мясистыми ножками и желтенькими шляпками от грибов, старая певунья стала уплетать суп за обе щеки.

Опрокинув одним залпом стопку с огненной жидкостью, я подумал, что проглотил уголёк. Потом уголёк проник в желудок и устроил там целую революцию. Я наконец-то понял, как закалялась сталь во времена Павки Корчагина. С минуту я не мог передохнуть, сохраняя миловидное личико, чем вызвал восторг у дяди Бори. Лёха, едва проглотив стопарик, зашёлся диким кашлем, и если бы не удар между лопаток, то, быть может, потерял друга. Слава богу, все обошлось. Пришлось, правда, двинуть его по-товарищески ещё пару раз, для надёжности. Думаю, он мне этого не простит. Покраснев, как забытый на грядке помидор, Лёха набил салатом свой рот и расплылся в блаженной улыбке.

Хозяйка ушла в баню, оставив нас наедине с недопитой самогонкой и своей мамочкой, непрестанно орудовавшей ложкой.

Наконец мне подали грибного супа. Казалось, еще мгновение, и я умру от ожидания. Глядя на бабушку, мне еще больше захотелось испробовать похлёбки. В мутной, золотистой юшке плавали кусочки обжаренного лука, петрушка, грибы, молодая картошка… Это картина, которую никогда не напишешь. Поэзия. Я отхлебнул пару ложек. Суп оказался горячим, и сперва я ничего не понял. Но смутное подозрение все же вкралось в мое сознание. Я глянул на Лёху. Мой друг застыл с наполовину раскрытым ртом, из которого в этот момент вывалилась грибная ножка. Кусочек оранжевой шляпки от подосиновика так и застрял между зубов.

– Что такое? – как-то неуверенно спросил дядя Боря, поглядывая на свою тёщу. Та продолжала уплетать суп.

Мне показалось, что я проглотил один из камней, что лежали в бане на плите. Это было похлеще самогона.

– Переперчили! – досадно замычал дядя Боря и бросил ложку на стол. Он сразу как-то погрустнел.

Я вспомнил про китайцев и своих друзей корейцев. Тех-то хлебом не корми, а дай чего-нибудь остренького.

Отставив тарелку, дядя Боря навалился на блюдо с салатом.

– Кто перчил? – спросил он, едва сдерживая досаду.

Я молчал. Суп был такой красивый, что мне удалось запихнуть еще пару ложек. Но во рту разгорелся такой пожар, что его срочно пришлось тушить второй стопкой самогонки.