Лена остановилась и побежала на кухню. С грохотом что-то упало и рассыпалось в кухне, влетела Лена и открыла коробку. Выбрала таблетки и в воздухе запахло валидолом.

– Свечу в детской потуши, – Лена наклонилась над Петром Васильевичем, ее голос звучал глухо, – посидишь с ним, я за врачом схожу.

Татьяна остановилась в дверях спальни и нерешительно встала.

– Быстрее, – Лена обернулась, – посиди с ним, хорошо?

Татьяна кивнула и бегом вернулась в детскую. Затушила свечу и в темноте прошла в коридор. Лена стояла около двери, ружье она неуклюже держала в правой руке, в левой протягивала Татьяне включенный телефон.

– Я постараюсь врача привести, – шепотом сказала Лена, передавая следом Татьяне ружье.

Она вытерла выступивший пот над верхней губой, руки слегка тряслись.

– Постучу три раза, тогда открывайте.

Татьяна кивнула, необъяснимый ужас поднимался в ней с каждым поворотом ключа в замочной скважине – она отступила назад, когда Лена с грохотом закрыла дверь, и с облегчением повернула ключ, закрываясь в квартире.

Татьяна прошла в спальню и прислонила ружье к стене. Положила телефон на небольшую тумбу, нагнулась – вытерла стекавшую слюну с подбородка Петра Васильевича полотенцем, и села рядом.

– Сейчас Лена врача приведет, – негромко сказала она, с тревогой наблюдая за лицом Петра Васильевича, – вы перенервничали просто, вот и результат.

Петр Васильевич что-то промычал и дернул левой рукой.

– Хорошо, хорошо, – Татьяна успокаивающе погладила Петра Васильевича по руке, и повернулась к коробке с таблетками.

Сходила на кухню, принесла ложку и осторожно влила Петру Васильевичу валерьянки.

– Сейчас получше будет, – Татьяна села рядом около кровати на пол и взяла Петра Васильевича за руку, – сейчас получше будет.

Свет от телефона приглушился и через несколько долгих минут комната полностью погрузилась в темноту. Татьяна сильнее сжала руку Петра Васильевича – ее охватывала паника, лишь прерывистое дыхание Петра Васильевича немного успокаивало.

– Пока я держусь за руку, ничего не случится, – Татьяна твердила эту фразу как заклинание, – пока я держу за руку, ничего не случится. Ничего не случится, ничего не случится, ничего не случится.

Темнота возвращала в липкий кошмар, накатывала грязной волной, заставляя сильнее вжимать в колени голову. Джинсы на коленях намокли.

– Ничего не случится, – голос Татьяны прерывался тихими всхлипами, – я держу его за руку.

Петр Васильевич дернул рукой и Татьяна сильнее сжала руку.

– Все хорошо, – почти выкрикнула она, – все хорошо.

Второй рукой она нервно гладила себя по ногам, мокрая забинтованная ладонь противно дергала по ткани и Татьяна вытерла ее об кофту. На мгновение замерла и снова погладила плечо, медленно ладонь проползла ниже и остановилась. Татьяна прикрыла глаза.

– Ничего не случится, – губы сами произносили невольное заклинание, Татьяна оттянула кофту, заглянула в вырез, но ничего в темноте не разглядела.

Трясущейся рукой провела еще раз над грудью.

– Оно там есть, – Татьяна была в ужасе, хотя ее губы и произносили совсем другие слова, ладонь неотрывно терла небольшой выступ на правой стороне, над грудью.

– Совсем небольшой нарост, – успокаивала себя Татьяна, с ужасом растирая мягкий, пока еще маленький, нарост квадратной формы, – может бинт так сбился, бинт так сбился, конечно же.

Татьяна слепо смотрела в сторону окна – темнота еще больше сгущалась.

– Мы все тут умрем, – Татьяна с усилием оторвала ладонь от груди и сжала кулак, дернулась.

Отпустила руку Петра Васильевича. Что-то громко стукнуло по двери.

Татьяна вскочила и схватила ружье. Стук повторился. И еще раз постучали – уже нервно, быстро и требовательно – и Татьяна бегом бросилась к двери.