– Кто… их придумал?

– Имени я не знаю, девочка. Не знаю. Подобно огню, буквы людям дали боги. – Федеро криво улыбнулся. – Некоторые считают, что это одно и то же…

У меня на родине богов не было – во всяком случае, настоящих. За нами следили только мертвецы да еще тульпы, которые ходят в пыли и в облаках, а лица прячут в ряби на поверхности воды.

Если у меня и был бог, то только Стойкий. Но Стойкий был живой, как я, а боги представлялись мне мысленными образами… Похожими в чем-то на буквы.

– А если боги заключены в буквах?

Федеро открыл рот, потом закрыл и снова открыл, но ничего не сказал. Он тяжело опустился на койку.

– Дитя, твой разум – драгоценность! – Он вздохнул. – Держи его в тайне! Искрам твоих мыслей будут завидовать… Попомни мои слова! – Он погрозил мне пальцем. – Притворяйся дурочкой, и проживешь жизнь счастливо!

Мне не хотелось отвлекаться.

– А что такое боги?

– Боги… – Он снова замолчал, собираясь с мыслями.

Я давно заметила, что со мной Федеро разговаривает особенно осторожно. Я решила узнать все, что таится во мраке между проблесками речи.

– Они существуют на самом деле, они реальны. В одних местах они реальнее, чем в других. В Медных Холмах… наших богов давно не замечают.

– Они умерли?

– Нет. Но их нельзя назвать и живыми.

– Как деревья, – заметила я. – Их срубили, чтобы построить наш корабль. Теперь дерево двигается, как живое, а не лежит мертвое на земле.

Федеро рассмеялся:

– Только мы в Медных Холмах нечасто вспоминаем о наших богах! Правитель занимает души своих подданных другим… – Подавшись вперед, он устремил на меня свой самый пристальный взгляд: – И все-таки, моя милая, ты должна написать для меня еще несколько букв!

Бежать я не могла. Да и некуда бежать на корабле среди моря. И потом, я поняла, что молчать и дуться не имеет смысла. Опарыш, видимо, понял, что я переменилась. Шли дни, и он все меньше казался мне Опарышем и все больше – человеком. Он говорил, я слушала. Я спрашивала, он отвечал.

С каждым днем его слова все глубже и глубже проникали в меня. Когда я научилась довольно сносно говорить по-петрейски, Федеро отказывался отвечать, если я обращалась к нему на своем родном языке. За его словами скрывалось множество мыслей; мне казалось, что ими можно набить целый амбар, или рисовое поле, или канаву с лягушками. Я чувствовала себя виноватой, потому что начала находить удовольствие в своем плену.

Питалась я гораздо лучше, чем дома. Я спала на простынях – о них дома и не слыхали. Мне дали несколько холщовых рубах, которые закрывали мое тело от плеч до коленей. Впервые в жизни меня окутывал не один только солнечный свет. Я узнала, что такое мыло! Не знаю, какой бог подарил мыло людям-опарышам, но он совершил настоящее благодеяние. До своего пленения я не представляла, что такое быть совершенно чистой. У меня на родине людей чисто мыли всего два раза: после рождения и после смерти. Промежуток проходил в пыли и грязи.

Когда Федеро не считал, не писал и не учил меня, он читал мне. Ящичек с простыми детскими книгами он просмотрел и отверг, а для меня сам подбирал тексты, посвященные торговле, географии, паровой тяге, обработке металлов. Я почти ничего не понимала, но старательно собирала урожай новых слов и засыпала его вопросами, на которые он старался отвечать как можно подробнее.

Больше всего я любила карты. Впервые осознав, что картинка на листе тонкого пергамента – все равно что земля и море вокруг, я как будто уменьшилась многократно и заставила себя пролезть в крошечную шкатулку. Как только я поняла, как все устроено, у меня появилась возможность путешествовать, не вставая с кровати.