– Гля, – говорит амбал, – зверюшка. Откуда она тут?

И с досады хочет швырнуть об стенку. И в этот момент внизу раздаются шум и торжествующие выкрики:

– Словили голубчика!

Дверь ванной распахивается, и вводят – мать честная! – вводят меня.

Я вытаращил свою черепашью голову из кармана амбала и стал смотреть.

Я – то есть не я, то есть это было одето точно так же, как я, и рожу имело такую же.

Тут я сообразил, что это должен быть Асмодей. Больше некому. Похоже, что им, бесам, так же легко переодеть тело, как людям надеть другой пиджак. Караул! Принял, сволочь, мое обличье, документы прикарманил, меня в черепахи определил, и будет эта гнусь теперь жить в России и подыматься вверх по лестнице чинов и званий. Может, министром станет, а может – президентом. И тут я представил себя – то есть его – в роли президента, и мне показалось так сладко-сладко… Но потом я подумал, что с моей творческой биографией ему президентство не светит. Эта гнида, скорее, какого-нибудь Чубайса в черепаху превратит и на себя его личину напялит. И я буду, таким образом, совсем ни при чем, и рожа не моя, и душа чужая. И тут мне так горько-горько сделалось, что я этакую гниду в мир пустил, что я чуть не крикнул на всю комнату: «Я здесь – а это самозванец!»

А беса – то есть меня – тем временем шварк на пузо перед Горбуном.

– Ты чей такой крутой? – спрашивает Горбун, – тебя кто послал мне праздник портить?

Я-не я – молчу. А чего ему, фраеру позорному, говорить? У него ж последняя информация о нашем мире датирована 1395 годом.

– Простите, – говорит мой бес, – ясновельможный пан, это случайно вышло.

– Случайно только гуси трахаются. Кто тебя послал?

Бес мнется. Он не знает, что отвечать. Вероятно, в 1395-м крутые ребята вели себя иначе.

Горбун вынимает из кармана здоровенный «люгер» и бьет беса рукояткой «люгера» по зубам. Кусочки перламутра с рукоятки и зубы отскакивают в разные стороны.

– Кто тебя послал мне праздник поганить?

– Он сказал – Князь, – подает голос красный амбал.

Я не сказал – Князь! Я сказал, что я из бригады Князя!

– А остальные что говорят? Бандиты прячут глазки.

– Да нежные они больно, – подает голос один. – Передохли, как пион при заморозке. Е..! Они завалили моих ребят!

– Откуда Князь знал о бабках?

Бес молчит и хлопает ресницами. Черт. Я и не знал, что у меня такие красивые ресницы.

Красный амбал заходит сзади и надевает на голову бесу полиэтиленовый пакет. Пакет крепко скручивают, так, чтобы пациент не мог дышать. Вот сейчас он начнет дергаться и задыхаться…

Бес не дергается и не задыхается. Он сидит и спокойно посматривает на народ сквозь плотный, полупрозрачный пакет.

Проходит минута, другая, третья.

– Сорви пленку, – орет Горбун, – а то он сейчас копыта откинет!

Пакет срывают, и бес сидит под пакетом свежий, как персик из рефрижератора.

У черепашьего зрения, оказывается, есть свои особенности. Во-первых, я вижу мир в черно-белых тонах. Наверное, когда господь творил черепах, инженеры еще не подкинули ему идею цветного кинескопа. Во-вторых, периферическое зрение у черепахи шикарное. Оно классом выше, чем у шестнадцатикамерной системы наблюдения, которую Князь недавно завел на своей дачке. Я вижу все, что происходит впереди меня, все, что сбоку, и немножечко из того, что происходит сзади.

Этим-то своим шестнадцатикамерным зрением я вижу, как один из помощничков Горбуна приносит паяльник и удлинитель.

– Ну что, детка, – ласково спрашивает Горбун, – Князь тебя послал по мою душу или за чемоданчиком?

– Да ничего такого не было, – говорит бес, – а просто один человек попросил меня принести этих бумажек, я поглядел, где их можно достать, и принес.