– Вместе! А подлива есть?

– Нет, к сожалению, именно сегодня подливы нет. Как и гуляша, с которым она готовится.

Мама очень быстро положила еду и ушла в свою комнату.

– Мам, а папа скоро придёт?

– Понятия не имею даже где он, а что ты хотел?

– Хотел спросить кое-что, – серьёзным тоном ответил я.

– Спроси у меня, – донеслось в ответ.

– Ты не знаешь, – крикнул я.

У нас вообще была большая квартира, и мы только и делали, что перекрикивались из конца в конец, потому что всем было лень подходить. По каждому поводу ходить – полдня уйдёт. Но после этой фразы мама даже пришла из своей комнаты и снова начала кипятить чайник.

– Спрашивай, что случилось?

– Мам, а у нас в доме сарай есть?

– Нет.

– А что тогда в подъезде за дверь?

– Подвал. Но ты туда не ходи, пожалуйста, это небезопасно.

– Почему?

– Потому что я не знаю, что там.

– Во дворе ты тоже не знаешь, что есть, но я же туда хожу.

– Почему именно тебя всегда тянет залезть в каждую дыру. Просто не ходи туда, и всё. Там раньше жил бомж.

– Что? – удивился я.

– Дядя Миша, так его звали, – мама налила себе в стакан кипятка, насыпала кофе и села рядом. – Хотя паспорт я его не смотрела, может он и не Миша вовсе. Он там жил, потому что у него не было своего дома. А в подвале всё-таки батарея. Там он и обустроился.

– А разве ему там не тесно было?

– Ну, скажем, там не было так просторно, как во дворе. Зато там не было и так холодно, как во дворе, – она глотнула чернящий кофе и приготовилась к следующему вопросу.

– А на чём он спал?

– На лавочке. На обычной такой, что стоят возле подъездов. Кто-то сколотил лавочку, поставил, чтобы вечерком посудачить с соседями, а вкопать её забыл – так у дяди Миши появилась кровать. У него там вообще много чего появилось со временем. Не все же вещи на улице можно прикопать.

– То есть он их украл, да?

– Нет, взял попользоваться. Саш, он не только бездомный человек, но, что куда хуже, ещё и безработный.

– Папа говорил, что наш сосед слева тоже безработный, – разделяя котлету вилкой, сказал я.

– Да, только у этого трёшка от матери осталась, а у того – лавочка и батарея.

– Воровать плохо.

– Я тебя не переубеждаю. Но этого человека сложно судить, у него очень плохая жизнь, и никто не знает, как плохо быть на его месте. Может быть, он опустился до такого по какой-то трагической судьбе, – мама сделала большой глоток кофе.

– Как это «по судьбе»?

– Ну может у него дом сгорел, например. Всякое бывает в жизни. Спать-то надо где-то. А может его из дома жена выгнала.

– Как это выгнала? – не понимал я.

– Так это. Но тебе пока рано об этом думать, ты сначала женись.

– А потом сразу пойму?

– Да, на следующий день.

Мама часто пила кофе и никогда не пила чай. У неё была шумная мельница для зёрен, которая звенела на кухне каждое утро. Она варила кофе на плите в маленьком металлическом чайничке. Днём она тоже пила кофе, но уже из банки, просто заваривая в стакане. Я не мог пить ни то, ни другое без ударной порции сахара, и поэтому мама не позволяла «переводить продукт». Впрочем, мне было без разницы что пить – главное, чтобы были бутерброды.

– Мам, а дядя Миша пьяницей был?

– Нет, кстати, этот вроде не пил. Довольно интеллигентный и вежливый, как мне показалось. Баба Вера говорила, он даже в подъезде убирался, чтобы его не выгоняли.

– Он и сейчас там живет?

– Нет, уже не живет. У него какие-то мутные товарищи были, тоже видно бездомные. Так вот, они прознали про подвальчик с батареей и видно решили, что домика на всех хватит.

– Так там же тесно, – вспоминал я лестницу.

– Тесно не тесно. Какая разница! Ты теремок читал?

– Да, – кивнул я.