– Я всё равно этого так не оставлю, – вскинулась Зеленцова, взяв себя в руки, чем снова его удивила. – Я знаю, что это вы убили папу, и если я не сумею этого доказать, я отомщу по-другому. Я понимаю, что сейчас вам смешно это слышать. Я в вашем доме, в вашей власти, вы можете убить и меня тоже, но тогда вам точно не отвертеться от подозрений. Всё, что я рассказала следователю, записано в моём дневнике, и я передала его на хранение надёжному человеку. Как только со мной что-то случится, эти сведения всё равно выплывут наружу, и всем будет понятно, кому выгодна моя смерть.

Феликс откинулся на спинку кресла, устремив на девчонку прищуренный взгляд. Он не сомневался, что история с дневником – чистой воды блеф, который она придумала только сейчас. Упорное нежелание Зеленцовой признать поражение начинало его раздражать. И ещё больше злил тот факт, что к раздражению примешивалась толика уважения. Он всегда ценил в людях стойкость, а способность сохранить её, находясь в заведомо уязвимом положении, тем более производила впечатление.

Однако вопрос с девчонкой надо было решать, какое бы впечатление она не производила. И чем скорее она утратит эту свою стойкость, тем лучше будет для них обоих.

– Девочка, кроме смерти с человеком может произойти множество других интересных вещей, которые не привлекут лишнего внимания и не вызовут вопросов, – холодно проговорил Ветров, укрепляясь в амплуа чудовища. – Например, такие чувствительные маленькие дурочки, столкнувшись с потерей близких и одиночеством, нередко ищут утешения в наркотиках. Как ты думаешь, кто-нибудь станет воспринимать всерьёз слова наркоманки?

Зеленцова побледнела, так что и без того белая кожа обрела нездоровый синеватый оттенок. Было видно, что эта угроза её проняла. Девчонка ни на мгновение не усомнилась, что он действительно способен силой вкалывать ей какую-нибудь дрянь, которая превратит её в овощ.

Неожиданно такая реакция его задела. Да, он сам старался добиться подобного эффекта, но достигнутый результат вместо удовлетворения пробудил только нечто очень похожее на обиду. Девчонка видела в нём монстра, который не остановится ни перед чем. Монстра, в котором нет ничего человеческого. На минуту в нём возникло иррациональное желание как-то смягчить угрозу, успокоить девчонку, но вместо этого Ветров нанёс следующий удар, закрепляя результат.

– Кроме того, разве тебе не о ком беспокоиться, кроме себя? Я слышал, с людьми, злоупотребляющими выпивкой, часто происходят несчастные случаи, и это никого не удивляет. Ты же не хочешь остаться круглой сиротой, правда?

Казалось, что больше бледнеть было некуда, но у девчонки получилось. На мгновение ему даже показалось, что она потеряет сознание, но она и тут сумела с собой совладать. Только первый раз за всё время разговора опустила глаза.

– Вы думаете, что всемогущи? Что своими деньгами купили всех и всё в этом городе? Может, сейчас всё так и есть, но это не навечно. Когда-нибудь у вас не будет сил продолжать в том же духе. Вы станете жалким беспомощным стариком, и тогда вас растерзает ваша же обслуга по приказу того, кто больше заплатит в надежде занять ваше место. Считайте, что сейчас вы добились своего – я буду молчать. Но надеюсь, когда придёт ваше время быть жертвой, вы вспомните про всех, чью жизнь уничтожили.

Она говорила глухо, монотонно, ни разу не повысив голоса, но в каждом слове слышалась глубокая ненависть. Ветров, нахмурившись, задумчиво покачал головой. Девчонку оказалось не так-то просто сломить. Даже в обещание молчать она вместо смирения умудрилась вложить проклятие.