– И ее тоже!

– Разве можем мы не одолеть поганцев?

– Одолеем, старшина! Дай только время.

Снова звенит сталь, льется кровь, звучат проклятья раненых…

– Гридя!.. Бык! Жив ли?! – прокладывая клинком себе путь, кричал товарищу старшина.

– Жив я, Федька, жив!.. Турка грозного били, отчего же не справимся с маньчжурами?

– Любо! – остался доволен его ответом старшина. – Семен?.. Хорошо ли держит тебя седло?

– Хорошо, дружище! Лучше некуда!

– Карп! Живой?.. – взяв за шиворот маньчжура и сбросив его с лошади, не унимался старшина.

– Еще долго жить буду! – слышал он голос старого товарища.

– Хорошо говоришь! – натягивая поводья, чтобы сдержать коня, который, казалось, готов был в запале броситься на вражеское копье, кричал Карпу Федор. – Где Фома?! Что-то я его не вижу.

– Здесь я! – откликнулся Фома Волк.

– Жив, значит?

– Жив!

– Ты, Иван Шишка?..

– Здесь я, здесь!

– Как там братья Романовские?

– Живы мы, дружище, живы! – слышал Федор голос Леонтия.

– Так прикончим азиатов, а то слишком с ними возимся!

Стали казаки еще быстрее работать клинками, и уже скоро вся дружина врагов лежала порубленная на сырой земле.

– Хорошо, братцы! – когда казаки покончили с маньчжурами, похвалил товарищей старшина, глядя на поле брани, густо залитое кровью. – Так будет со всеми, кто решится пойти против нас!

– Твоя правда, старшина! Всех побьем! Слава казакам! – звучали голоса еще не успевших остыть после битвы товарищей.

Федор отер рукавом кафтана пот с лица и спросил:

– Что у нас? Есть ли убитые?

– Есть! – ответили ему. – Митяй Суворин и Остап Сковорода.

– Жаль, – покачал головой старшина. – Как поступим, товарищи? В чужой земле их похороним или повезем домой?

– Неужели оставим? Домой, конечно, домой! Их жены нам такого не простят… – кричали казаки.

– Ладно, а врагов оставим на съеденье чужим воронам. Пусть попируют, – сказал Федор.

Привязав мертвых товарищей к седлам оставшихся сиротами лошадок, казаки отправились в путь. Вокруг такая красота, нельзя глаз оторвать. Больше всего поражали окрестные горы, чьи вершины были укрыты прозрачной пеленой сизого тумана. Впечатляли и леса у подножия гор, и травы в полях, усеянные поздними цветами. Только любуйся! В момент, когда казаки стали потихоньку отходить от недавнего боя, раздался встревоженный возглас Фана:

– Маньчжуры!

Снова руки казаков потянулись к оружию. Только напрасно так лихорадочно забились их сердца, ведь на этот раз отсутствовала всякая опасность. Вместо маньчжурских конников они увидели впереди каких-то странных людей, которые, заметив казаков, тут же повернули вспять.

– Братцы, давайте глянем, кто такие! – предложил Фома.

Пришпорив коней, казаки бросились в погоню.

Это были четверо молодых китайцев с выбритыми до блеска лбами, одетые в синие, мокрые от пота длиннополые халаты, на плечах которых покачивался украшенный разноцветными лентами паланкин. Двигаясь усталой рысцой, китайцы пытались оторваться от чужаков. Их голые грязные пятки, мелькавшие впереди, вызвали у казаков дружный смех.

– Стой! – приказал Федор. – Кто такие?

Егорша Комар тут же перевел его слова.

Китайцы замерли, и в следующее мгновение шелковая занавеска паланкина отдернулась, а на казаков глянуло хорошенькое девичье личико.

– Охо! Ничего себе девица! – увидев столь хрупкое и луноликое создание, почесал затылок Мишка Ворон.

– Нечего на чужих девок пялиться – своя в Албазине ждет! – прикрикнул на него старшина.

Речь шла об Аришке, дочери Федора. Молодые общались уже почти год, и в крепости стали поговаривать об их скорой свадьбе. Старшина был не прочь иметь такого красивого и умного зятя. Кроме того, его будущий зять – потомственный казак.