– Ладно, мам, не волнуйся.

Он выскочил на крыльцо и сразу набрал номер:

– Наташ, привет!

– Привет!

– Поедем кататься, я отцовский мотоцикл взял…

– Поедем. А ты скоро?

– Минут через двадцать.

– Хорошо, жду.

Олег надел шлем, второй положил в люльку и поехал. Баллон торчал над сиденьем и подпрыгивал на кочках. Скорость приходилось сбавлять.

– А ты чё баллон повёз? – встретилась на пути Караваева Анфиса, женщина пожилая и полная, но ещё бодрая и общительная. – Куда это?

– А машина с обменными баллонами через час придёт. На сегодня расписание поменяли, – на ходу пошутил Олег и покатил дальше.

– Вот те на! – на пару секунд опешила от неожиданной новости Караваева, а потом со всей доступной ей прытью припустила домой. – Этак и не успеть можно…

Набрав для своих шестидесяти двух лет вполне приличную скорость, она всё же успевала отвечать на приветствия и вопросы встречных односельчан.

– Здравствуй, Анфисушка! – попался первым сухощавый и невысокий дедок Селиванов. – Куда спешишь? Постой, я сказать тебе хочу кой-чего.

Гаврил Селиванов пять лет назад похоронил жену. Рана сердечная постепенно затянулась, и теперь, в свои семьдесят восемь, он возрасту не поддавался, хорохорился и подыскивал себе новую хозяйку. Анфиса два года как овдовела. Её-то и выбрал в невесты Селиванов. Но из-за большой разницы в возрасте его ухаживания ей не подходили.

– Постой, говорю, слышь!

– Некогда мне с тобой, – полыхнула в сторону ухажёра вспотевшим и раскрасневшимся лицом Караваева. – Не слыхал разве? Через час машина газ привезёт. Расписание поменяли.

– Не шуткуй, баба! – перестал ухаживать дедок и тоже засуетился. – Крутые повороты.

– Говорю тебе!

По пути Анфиса успела сообщить экстренную новость ещё трём сельчанам. Те – ещё каждый трём… Информация распространилась. Через час в центре села, на площадке, где всегда меняли газовые баллоны, собралось человек двадцать. Все с баллонами. Кто на специально приспособленной тележке привёз, кто на мотоцикле. Ждут.

– Угостись, Анфисушка, мякушками кедровыми, – подошёл к Караваевой дедок Селиванов с кулёчком очищенных кедровых орешков, которые он купил для поддержания здоровья прошлой осенью в городе.

– Отстань, – повернулась та к нему округлым боком, – у меня свои, тыквенные.

– Ой, ой, трясёт он тут орехами своими, – съязвила Таисия Скорина, тоже одинокая пенсионерка, которой Селиванов орешков не предложил. – Три пердинки ему до смертинки, а туда же, женихается.

– Не злобись, Таиска, – вступилась за старика Вера Красилова, пышногрудая многодетная мать. – У него дома живым не пахнет, вот он к тёплой бабе и тянется.

– Так пущай ко мне потянется. Я и его курей накормлю, не облезу.

– А ты никак вдовой чёрной хочешь стать? – покачала головой Вера. – Двоих-то уж схоронила.

– А ты не лезь, – сузила Таисия чёрные глаза. – Я им яду не сыпала. Так, видать, прописано им было. А судьба не собака – не прогонишь.

– Да у тебя в языке яду – мышьяку не надо, – насмешливо глянула на неё Анфиса. – Давай, Гаврила, мякушек твоих пожуём.

– Вот бабы – дуры! – смеялись мужики на мотоциклах. – Брось ты их, старый. Давай к нам, покурим.

Прошло полчаса.

– А где машина-то? – озадаченно посмотрел первым на пустую дорогу долговязый Васька, старшеклассник с облупленным носом. Его с баллоном отправила мать, и ему не терпелось больше всех. – Ждём-ждём, уж весь пятак облузгали.

– Мож, в дороге чё, – пожал плечами один из мужиков.

– Да не-е, ничё, подождём, – рассудительно успокоил другой. – Раз сказали, значит придёт.

– Слышь, Иваныч, – густо пустил сигаретный дым рыжеусый Николай, – я вчера на Чёрном озере за вечёрку ведро карасей натаскал. Семечку на прикормку чуть обжарил, истолок – красота. Хватал как чумной.