Творец же милосердно, без конца,
Детей своих, очистивши, прощает.
И мучаются грешники века,
Но истину никак не разгадают.
Все счастье и услада в небесах,
В мирах их ждет исконно от начала.
Но Бога возлюбившим, а не прах,
Иначе не покинет – смерти жало.
Неужто не понятно до сих пор,
Земля, для искуплений, испытаний.
Исправить порожденный здесь позор,
А не для наслаждений и гуляний.
Отступники, презревшие Закон
Веками мир от истины уводят.
Портреты их висят, вместо икон,
Народами лукаво верховодят!
Телевизор
Листаю пультом телевизор,
Программ пред взором больше ста.
Как говорит сосед мой, Сидор,
Уж лучше стенки пустота.
Чем издевательство рекламы,
Или же нудный сериал.
Продуктов вредных панорамы,
Иль политический скандал.
Мелькают маски пред экраном,
Нутро не видно, как не зри.
Вещают искренне, с обманом,
Но не поймешь, как не бери.
Никто не станет, сам собою,
Их лица с масками срослись.
Хоть по утрам, стараясь, моют,
Как будто с ними родились.
Сквозит уверенность и сытость,
Неустрашимо, важный взгляд.
Нервишки тешит знаменитость,
Высокий пост и стольный град.
От тысяч слов, не стало лучше,
Воруют так же, как всегда.
Чтоб убедить, глазенки пучат,
В речах же, прежняя вода.
Так не рассмотришь их, под маской,
На самом деле – кто сокрыт.
Вот и относишься с опаской,
И даже к тем, кто знаменит!
Две маски
Две маски спорят на Арбате,
Какой в том прок, что дали мне
Надбавки – тысячу к зарплате,
Бензин подняли наравне.
А за бензином и продукты,
Поскольку возят с далека.
Одежда, рыба, мясо фрукты,
Все что отжали с молока.
И с этой тысячи, что дали,
Отнимут аспиды все три!
А в прессе лихо расписали,
Как мы окрепли изнутри.
Конечно крепче втрое стали,
И аферисты, и жульё.
Прибавку тут же отобрали,
Дороже выставив своё.
Учились видно у Мавроди,
Как лихо граждан обирать.
Им не батрачить на заводе,
С наценкой всё перепродать.
Народ затылок только чешет,
Уже и тысяче не рад.
Стабильность цен не обеспечат,
Беднее станешь, не богат.
Следят корыстные душонки,
Что для народа утвердят.
Горят их алчно глазёнки,
Нажиться тут же норовят.
Пенсионерам хоть не часто,
Подбросят пару сот в году.
Объявят в прессе громогласно,
Жди от барыг опять беду.
Аптеки, рынки, медицина,
Больницы, клиники – Клондайк.
Есть просит часто животина,
А пить не хочет только чай.
Болеют, лечатся и мерзнут,
Дерёт три шкуры ЖКХ.
Так что с прибавок тоже можно,
С народа вынуть потроха!
Безоружные
Дано нам все, выдумывать не надо,
Лишь только праведно живи, лелея честь.
И не смотри, кто умничает рядом,
Улыбки расточает, даже лесть.
Под маской могут быть другие мысли,
У самости отточенный набор.
Он ласково воркует, чтоб привыкли,
Тогда и забирается, как вор.
С угодливой улыбкой, не стесняясь,
Охаяв, выше должность обретет.
Изменится вдруг, маской изменяясь,
И смело уже низших оберет.
Кто хитрости не знает и коварства,
Хватаются за биты и стволы.
Отдельный орган – в теле государства,
Понятия свои, безмерно злы.
Структуры все давно перемешались,
Коммерция, преступность и ворье.
Как только с верой в Бога распрощались,
И лихо поделили все ничье.
Что Божия вселенная, что люди.
У денежных магнатов – все товар.
Они и благодетели и судьи,
Выписывают верным гонорар.
И многие вот так предали веру,
Ведь гром же отщепенцев, не побил!
Чуму им не послал, и ни холеру,
Богатства, что украли, не лишил.
Оружие одно спасало нищих,
Молитва – тысяч разумов Творцу!
От аспидов своих, да и от пришлых,
Струились, даже слезы по лицу.
На заработках божие творенья,
Набились по высотным городам.
И некому молиться, во спасенье,
Но я тогда, за них ее воздам!
Прости, Творец, невежество земное,
Неверие и жадность им прости!
Затмило разум время роковое,