- Я слушаю.

- Я сам выбрал тебя. Мне первому показали всех троих. Да, отец позаботился и отобрал девочек по моему вкусу.

- Но мы такие разные…

- В первом классе я влюбился в рыжую толстушку. Она была веселой и всегда носила в рюкзаке коробочку с леденцами. Мы грызли их, а солнце путалось в ее рыжих кудрях. Я был счастлив. И долго горевал, когда она уехала жить в деревню. После развода родителей она осталась с матерью.

Федор довольно точно описал Пуха. Та тоже жила в деревне.

- Я, помня о своей рыжухе, мог бы выбрать Анастасию Обухову. Но она уже не была толстушкой. То, во что ее превратил ваш Сим Симыч, не вызывало желания.

- Почему не Елена Корз? Она выросла в богатой семье, считала себя белой костью, и как никто из нас подошла бы в жены сыну олигарха.

- Моя «Елена Корз» была мягкой. Я влюбился в темноволосую девчонку, больше похожую на спичку, подростком. Она таскала меня по приютам для животных. Именно там я понял, что такое душевная щедрость. Никакими деньгами такую не купишь. А у вашей Косточки, - я вскинула глаза, понимая, что Федя на самом деле знает о нас много, - душевного тепла не выпросишь. Жесткая, капризная, злая.

- И осталась только я. Как-то плохо твой отец подбирал невест. У меня тоже был прототип?

- Нет. Я никогда не увлекался блондинками. Ты не сразу вызвала у меня интерес. Скорее из любопытства я наблюдал за тобой сутками…

- В школе стояли камеры? – я аж подскочила. – Но это… это неприлично!

- А прилично посылать Пуха в магазин за вином и сигаретами?

- Мы хотели попробовать, а она единственная из нас выглядела старше. Ну, пока не похудела…

- Ну-ну.

Я закрыла глаза, боясь даже спросить, что еще он видел. Да, мы как-то целовались с Пухом – на это нас тоже толкнула жажда знаний. Ну, не со сторожем же пробовать, что ты чувствуешь, когда твои губы накрывают чужие? А еще мы, напившись в первый и последний раз, танцевали голыми. Даже Кость присоединилась к нам. У нее совсем не было груди. Два торчащих соска темного цвета. Зато наша рыжуха уже тогда отличалась богатыми телесами.

- Так вот почему наши шалости никогда не проходили бесследно? И кто смотрел те камеры? Твой отец? Директриса?

- Нет. В школе не знали о видеонаблюдении. Только я и служба охраны.

Я закрыла лицо руками.

- Ту ночь я стер. Ее никто не видел, - Федор положил ладонь на мое колено. – Но именно она помогла мне определиться с выбором.

- Но нам было всего шестнадцать.

- Я два года только убеждался в своем мнении. Ты создана для меня, а я для тебя.

- Цветы в моей комнате от тебя?

- Да.

- А я думала, Пух попросила садовника. Они дружили. Косточка злилась, - последнюю фразу я произнесла на гелейском. Решила проверить, на самом ли деле мертвый язык – тайный язык общения сильных мира сего.

Федор улыбнулся.

- Одежду я тоже сам выбирал для тебя. И нижнее белье.

Я убедилась, что нам не врали. Федор легко перешел на гелейский.

- Я полюбил тебя и не мог дождаться, когда тебе исполнится восемнадцать. Да, мы оговаривали с отцом, что заберу тебя в двадцать один, но…

- А куда делась Настя? И на самом ли деле Косточку забрали родственники?

- У них все хорошо. Они устроены и счастливы. Тебе не надо переживать.

- Я могу встретиться с ними? Или хотя бы позвонить.

- Когда-нибудь.

А вскоре я заболела. До сих пор не знаю, что за боль терзала мое тело, но Федор выходил меня. Сам купал, менял белье после ночи в потном бреду, поил и кормил. Море заботы. Море человеческого сострадания и тепла. Тогда мое сердце дрогнуло. Тогда он стал для меня единственным, кому я безоговорочно доверяла. Я полюбила.

Мои первые поцелуи и совсем не невинные ласки. Я хотела большего, но Федор оставался неумолим.