С прижизненной рекламой у Домициана все было хорошо. При дворе принцепса работали поэты Стаций и Марциал; их стихотворения – единственные письменные свидетельства современников о правлении императора. Вряд ли так уж удивительно, что они столь же льстивы и напыщенны, как мрачны и недоброжелательны тексты позднейших историков. Особенно постарался Стаций; он описывает пир, устроенный Домицианом в своем дворце (может быть, тот пир в честь Септимонтия, праздника семи холмов, который упоминает и Светоний). Император подошел к делу с несвойственной ему щедростью, примерно как Борис Годунов у Пушкина:
Конечно, весь этот люд вряд ли удостоился чести посетить императорский дворец; им всего лишь были розданы продовольственные корзины (сенаторам и всадникам – побольше, плебеям – поменьше). Но поэт Стаций был в числе приближенных. «Мне кажется, что я – на небесах, вместе с Юпитером и бессмертными богами… Соседний царственный дом Громовержца [т. е. храм Юпитера на Капитолии] смотрит на нас, остолбенев… здесь Цезарь возлежит вместе с лучшими из лучших, среди тысячи столов».
Дворец Домициана поражал воображение. Обеденный зал – вероятно, тот, который довольно подробно, хотя и сбивчиво, описывает Стаций – был гигантским; в длину и в высоту он превосходил тридцать метров. Стены были украшены тремя ярусами разноцветных колонн. Все вокруг сияло мрамором и отполированным гранитом. Строители, судя по всему, были настолько уверены в величии своего творения, что нисколько не заботились о труде предшественников. Так, удивительный мраморный пол прежнего, нероновского дворца с растительным орнаментом – один из лучших известных нам образцов римского декоративного искусства – они просто взломали там, где им нужно было прокладывать фундамент, а остальное засыпали (сейчас кусочки этого пола снова видны). Пиршественный зал окружали сады с фонтанами. Вокруг были сооружены открытые дворики, каждый сам величиной с дворец. В одном («третьем», том, который рядом с Антикварием) был разбит сад; нынешняя реконструкция старается следовать тем немногим принципам античного садоводства, которые нам известны. К востоку от этого великолепия был разбит еще один исполинский сад в форме «стадиона» или «ипподрома», одно из самых впечатляющих зрелищ на Палатине. У Домициана была явная склонность к этой геометрической форме; он построил в Риме настоящий стадион, который сохранился до наших дней в очертаниях одной из самых очаровательных римских площадей – Пьяцца Навона; подобной формы сад был у него и на загородной вилле. Что находилось на палатинском «стадионе», кроме фонтанов с обеих сторон (к которым Домициан тоже питал слабость), мы не знаем. Возможно, золотые и серебряные статуи, изображающие императора, которые он только и дозволял ставить, сам назначая их вес.
Под конец жизни Домициан стал мнителен. Срок смерти ему был предсказан, и он ждал его с напряженным беспокойством. Дурные знамения начались как по расписанию. Молнии стали бить в разные постройки, в том числе в палатинский дворец и даже в его собственную спальню; оракулы выдавали все более мрачные пророчества. Особенно тяжелое впечатление на императора произвела участь астролога Асклетариона. Желая проверить точность предсказаний, Домициан спросил, какую смерть астролог предсказывает самому себе. Тот ответил, что скоро его растерзают собаки. Желая опровергнуть предсказание, Домициан приказал немедленно умертвить гадателя и похоронить со всей возможной тщательностью. Однако во время похорон буря разметала погребальный костер, и обгорелый труп действительно разорвали собаки. Доброжелатели немедленно донесли об этом и без того нервному императору.