– Похоже, как обычно, мне придется решать все самой, – вздохнула Эйлин, берясь за ручку.

Она прочитала письмо вслух, и мужчины засмеялись.

– Надеюсь, Господь меня простит, – вздохнула Эйлин.

– А я надеюсь, что удастся найти ей Библию, ну… ту самую, которую она должна будет читать, – сказал Шон-младший, и все дружно расхохотались.

После бесконечных споров между Эшлинг, Имоном и Доналом котенка нарекли Моникой. Элизабет в обсуждении не участвовала. Когда разногласия достигли предела, Эшлинг повернулась к ней и спросила, как звали ее лучшую подругу в английской школе.

– У меня не было лучшей подруги, – заикаясь, ответила испуганная Элизабет.

– Но кто-то же тебе нравился больше всех? – не унималась Эшлинг.

– В школе… хм… мисс Джеймс, – честно ответила Элизабет.

– Нельзя же назвать котенка мисс Джеймс! – снова попыталась Эшлинг. – Кто сидел за партой рядом с тобой?

– Моника…

– Моника! – воскликнула Эшлинг. – Отлично! Так и назовем!

– Моника, Моника, Моника, – повторили все трое.

Никто из них не знал никого с таким именем. Элизабет слегка огорчилась. Ей никогда не нравилась Моника Харт. Она все время командовала и смеялась над Элизабет, а иногда щипала, чтобы заставить подпрыгнуть. Лучше бы милого пушистого котеночка назвали как-нибудь по-другому. Нормальным кошачьим именем, как пишут в книжках, вроде Черныш или Мурзик, однако О’Конноры почему-то выбирали только из человеческих имен. Прежде чем остановиться на Монике, они не могли определиться между Оливером и Шеймусом.

Теперь требовалось обеспечить Монике светлое будущее. Эшлинг собиралась крестить котенка, но Эйлин вовремя появилась, чтобы пресечь церемонию.

– Господь ведь не отправит Монику в чистилище? – настойчиво допытывалась Эшлинг.

– Нет конечно! – ответила Эйлин, которая частенько уставала заполнять пробелы, появлявшиеся в религиозном образовании после ежедневных уроков религии в школе.

– Что такое чистилище? – испуганно спросила Элизабет, поскольку слово звучало как-то страшновато.

– Это место, где полно мертвых младенцев, которых не успели крестить, – ответила Эшлинг.

– Кошек в чистилище нет! – авторитетно заявила Эйлин и заметила, что от упоминания места, полного мертвых младенцев, глазищи на бледном личике Элизабет округлились и потемнели.

Когда в монастыре сестры Мэри и Бонавентура рассказывали про мертвых младенцев, отправленных в чистилище, потому что они не получили освящающую благодать при крещении и не могут предстать перед лицом Господа, все звучало вполне естественно, но становилось чем-то жутким и странным при попытках объяснить подобные вещи Элизабет, которая ничего не понимала в католических правилах.

– Но все же на картинках никогда не рисуют котят в раю, – заметил Имон, пытаясь подлить масла в огонь.

– Они на другой стороне, – не растерялась Эйлин и, заметив растущее недоумение на всех лицах, добавила: – Вы же знаете, это та часть рая, которую не показывают на картинах, где собраны все животные и птицы и прочие создания, которых любил святой Франциск.

Эйлин невольно задумалась, всем ли родителям приходится рассказывать детям столь дикие истории про религию и одобряет ли это Господь.

Вайолет с нетерпением вскрыла конверт. Без Элизабет в доме стало невероятно пусто. Она уже позабыла постоянное раздражение, которое вызывало у нее личико дочери, идущее красными и белыми пятнами одновременно, словно краски, смешанные на палитре. Вайолет надеялась, что Элизабет будет не слишком стесняться среди наверняка плохо воспитанных детишек в Килгаррете. Надо было ее предупредить, чтобы спрятала деньги в надежное место или отдала их Эйлин на хранение, а то вдруг тамошние буйные мальчишки и девчонки отнимут.