Сказать по правде, за несколько месяцев знакомства, привыкнув к его вниманию и заботе, Александра даже начала подумывать, что застенчивый поклонник не самый плохой вариант, но у того обнаружился существенный недостаток. Точнее, болезненный комплекс. Выяснилось, что Кузя и есть тот самый «каждый пятый мужчина», вычисленный строгой медицинской статистикой, то есть жутко ревнив. Поначалу это даже забавляло. Срабатывал женский стереотип «ревнует – значит любит». С одной стороны, было видно, что ему приятно появляться с эффектной спутницей на людях, но с другой… Выражение Кузиного лица менялось, лишь только к ней приближался мужчина. Даже ее собственный стилист, по своей природе, естественно, попадавший лишь в категорию подружек. Но Кузя в такие моменты бывал глух и слеп. А потом следовали расспросы: «Ну и кто это? Откуда ты его знаешь? Почему он к тебе подошел?» Не получая ответа, поклонник замолкал, погружаясь в омут мрачных предчувствий и предположений. С воображением у него все было в порядке. После того как в начале лета Александра, поддавшись на уговоры, переехала в его рублевский дворец, ситуация не улучшилась. «Что-то ты в последнее время как-то особенно тщательно стала за собой следить?» – с подозрением спросил он уже на третий день после ее переезда, заглянув в открытую дверь ванной, где она делала самый обычный, незаметный – очевидный признак хорошего вкуса – макияж. Выяснилось, что Кузя контролирует каждый ее шаг: умудряется втихаря читать эсэмэски, просматривает перечень звонков за день и залезает в почтовый ящик ее ноутбука. Более того, через оператора мобильной связи получает информацию обо всех ее передвижениях по городу, время от времени удивляя вопросами: «А зачем это ты ездила в Измайлово? А к кому ты зачастила на Кутузовский проспект?» Хотя такие вопросы кого угодно могли поставить в неловкое положение, оправдываться, а уж тем более отчитываться, Александра не любила. Поначалу отшучивалась, потом пыталась терпеливо вразумлять, но известная теория о неизлечимости чувства ревности подтвердилась на практике. Ее собственной. Профессиональные психиатрические приемы оказались бессильны, поэтому, застав однажды Кузю за изучением принадлежащей, как она всегда наивно полагала, лично ей записной книжки, Александра высказала ревнивцу все, что думает об этом конкретном случае и о нем самом как о главном действующем лице инцидента. Для усиления аргументации ненароком сбросила на пол, вымощенный редким бразильским мрамором, несколько подвернувшихся под руку коллекционных фарфоровых тарелок, собрала вещи, хлопнула дверью – сначала дома, а потом своей старенькой «девятки», пригорюнившейся в дальнем конце Кузиного поместья, и покинула загородную резиденцию несчастного Отелло. Оторопевший Кузя даже не попытался ее остановить, а лишь растерянно моргал, наблюдая за происходящим.

В общем, она ушла, а Кузя был просто убит. Он страдал. Регулярно звонил. Оставлял клятвенные заверения на автоответчике. В целях примирения даже оформил на ее имя дарственную на бывшую коммуналку в районе Старого Арбата, о чем сообщил со смущенной улыбкой, подкараулив у подъезда дома ее мамы. А потом еще этот выигрыш в казино, куда она совершенно случайно зашла с Вадиком. Синяя «ауди» в полной комплектации – с телефоном, телевизором и восхитительной бежевой кожей! Мысль о том, что ее покупают, утонула в омуте печально-влюбленных Кузиных глаз. «Триста пятьдесят лошадей под капотом! Полный привод, спортивный обвес, а в руле – сервотроник! Просто чума!» Так, кажется, сказал хозяин казино, выскочивший поздравить «прекрасную победительницу». Хотя что такое «сервотроник», Александра не знала, но, поразмыслив немного перед лакированной «чумой» с телевизором и вдохнув под насмешливым взглядом Вадима восхитительный запах кожи в салоне, решила, что, в конце концов, покупать – еще не значит купить и что Кузя – ее врачебный крест, и уж если от него нельзя избавиться, надо хотя бы попытаться нести его с улыбкой…