Правда, я не был твёрдо уверен, что Лида и впрямь не летает на Луну ночами.

– А скажи, вот к этим штукам, которые ты назвала, можно как-то проверить предрасположенность? Без обращения в больницу?

– Ну вообще… По клиническим определить вряд ли получится. Конечно, если это не хроническая недостаточность. Там да – могут быть и отдышка, и боли загрудинные. Но в целом – это внезапная катастрофа. Предугадать без ЭКГ очень сложно, – Вика замолчала на секунду, а затем спросила: – Ты курить так и не бросил?

Я оторопел на мгновение. Затем понял: «Она думает, я говорю про себя. Что ж, пусть думает. Так даже лучше».

– Не бросил.

– Зря.

– Знаю, что зря. Слушай, подскажи ещё вещь.

– Говори.

– Если случается вот такая ситуация… Что вообще делать?

– Скорую вызывать.

– Это понятно. А кроме?

– Дать аспирина таблетку. Нитроглицерин. И непрямой массаж сердца. Ты же бывший следак, вас этому не учили?

Голос Вики изменился и похолодел. Исчезли влажные, мурлыкающие нотки. Она злилась на меня. И не пыталась это скрывать. Пора заканчивать разговор.

– Учили, конечно. Просто забыл. Спасибо тебе за помощь. Надеюсь, не сильно отвлёк?

– Не сильно… – Вика замолчала. Я чувствовал, что на языке у неё крутятся жгучие невысказанные слова. – Была рада тебя услышать.

– Я тоже, Вик. Удачи.

Сбросил вызов – словно тлеющий уголёк из ладони скинул.

Ещё минута, и Вика обязательно сказала бы то, о чём говорить не нужно. Она бы сделала это мягко, сглажено – без претензий и просьб, но из-за её скрытого упрёка, я бы до вечера ходил с чувством вины. А мне нельзя возвращаться домой с таким грузом. Лида прочитает всё с полуслова. С одного неловкого жеста.

Закурив очередную сигарету, я отметил последнюю запись в истории звонков и нажал «удалить».

***

На выходе из аптеки мне встретился Лёпа-дурачок.

Пряча таблетки в карман, я поднял взгляд и увидел его – низенького, несуразного, в рваной китайской олимпийке. Он шёл пружинистой, даже чуть подпрыгивающей походкой по засыпанной песком улице и улыбался от уха до уха. Эту искреннюю щербатую улыбку не портила даже заячья губа, из-за которой Лёпе в своё время доставалось от рощинской шпаны.

– Дядь Дюха! Привет! – махнул он рукой, растопырив пальцы над головой. – Ты приехал! А где Алиска?

– Привет, Лёп. Алиса в городе. Ей… в школу надо.

Я знал: он не поймёт правды. В мире Лёпы не было такого понятия, как смерть. Ему было около тридцати лет – этому чуть косоглазому, смешному мужичку, но умом Лёпа застрял в далёком детстве.

– Жалко… А ты мне, кстати, дядь Дюх, снился недавно. Ты мне вообще часто снишься. Ты и Алиска. Давненько не приезжал только, дядь Дюх. Хорошо, вот, теперь приехал. А раскраски привёз?

– Нет, Лёп, извини. Не взял.

– Эх, жаль… Есть цибарка?

Я протянул ему сигарету. Лёпа уселся на лавочку и, закурив, рассеянно посмотрел в мою сторону.

– А у меня лисапед украли.

– Что?

– Лисапед.

– А-а… велосипед. И кто украл?

– Ящерица украла.

– Кто?

– Ну ящерица. Из леса, – пояснил Лёпа. – У дядьки Валеры жила.

Я замер, недоуменно глянув на дурачка.

– У Колебина?

– Ага. Он её кормил, а она в лес его увела. И лисапед мой украла. Дядь Дюх, найди, а? Ты же милиционер. Я на этот лисапед всё лето копил. В магазине у Алека работал, ящики таскал. Хороший был лисапед. Красивый. Красный.

В голове снова закружились мысли. Присев на крыльцо аптеки, я недоверчиво окинул взглядом Лёпу, пытаясь понять, как далеко зашла его болезнь. Можно ли воспринимать его слова всерьёз?

– Ты сам-то эту ящерицу видел?

– Конечно! – кивнул Лёпа так резко, что показалось, сейчас голова отвалится. – Видел! Только не глазами.