Вставать было трудно. После звонка будильника я тянула до последнего, в результате сборы превращались в беспорядочную суету.

Я успела изучить свой новый маршрут: где в метро встать на платформе, чтобы занять место, где нужно переходить, в каком вагоне лучше ехать, чтобы оказаться у нужного выхода на поверхность…Сев, я обычно утыкалась в книгу. В офисе не оставалось и свободных пяти минут для собственных размышлений. Обстановка на работе казалась мне такой непринужденной, а атмосфера – такой теплой, что я до последнего откладывала отбытие домой. Едва зайдя на кухню, я набрасывалась на полуфабрикаты, наедалась, проверяла рабочую почту и строчила письма своим новым шефам. Потом чувствовала тяжесть, сонливость, принимала душ и засыпала.

В какой-то момент я перестала мучиться синдромом одинокой постели.

Оставались выходные.

Я больше не общалась ни с кем из компании Егора. Встречаться с бывшими коллегами тоже не хотелось. Я занялась перестановкой мебели, вычистила и выскребла все углы, с согласия хозяев выкинула остатки старого хлама с антресолей, вымыла окна, привезла из «Икеи» четыре разноцветные орхидеи в горшках и несколько комплектов постельного белья, разморозила холодильник, рассортировала и привела в порядок гардероб…

И неожиданно для самой себя набрала номер сестры.

– Олеся? Привет. Да, все нормально. Слушай, что ты делаешь на следующей неделе? Может, доедешь, погостишь у меня? Как с деньгами – порядок, или прислать на билет?..

Спустя пару дней я простужаюсь неизвестно где. Температура укладывает меня в постель. Муравьи танцуют в моем горле чечетку. Я пытаюсь читать недочитанный глянцевый журнал, но картинки не фиксируются в сознании. Некому позвонить, чтобы мне привезли лимонов, малинового варенья или еще что-то полезное. Несколько дней я питаюсь чудом сохранившейся в морозилке пачкой пельменей, рационально деля ее на порции. И очень радуюсь тому, что позвала Олесю к себе, прежде чем заболела. Иначе потом я сломала бы всю голову: мне действительно так хочется ее видеть, или невыносимо быть одной?

Никак не могу приучить себя не опаздывать.

Даже если я поднимаюсь за пару часов до выхода, даже если одежда подготовлена с вечера, сумка собрана, а завтрак нужно лишь разогреть – я неизменно выхожу из дома позже намеченного времени.

Слишком долго простою в душе, цепочка завяжется узлами или сольется в один клубок с украшениями в сундучке, помада неровно ляжет, забуду на зарядке телефон – все, что угодно, лишь бы не разочаровать саму себя.

К счастью, в офисе на мои опоздания смотрят довольно терпимо.

Но почему, почему я все-таки опаздываю?

Неужели пытаюсь таким способом компенсировать свою ответственность во всех остальных вопросах?

Оставив Олесю зевать над чашкой с недопитым кофе (и заодно оставив на нее грязную посуду), я застегиваю ремешки босоножек, накидываю на плечи тонкий кардиган и выскальзываю за дверь.

– Когда тебя ждать-то? – успевает крикнуть Олеся.

– После восьми вечера буду…

Я сплю всю дорогу в метро, просыпаюсь на своей станции в последний момент, сворачиваю в маленький павильон пекарни, чтобы купить сдобу к чаю.

Потом – практически марш-бросок. От метро до бизнес-центра, где обосновался «Плейсгид», двадцать минут пешком. Маршрутки не ходят. Поскольку я все время опаздываю, меня раздражает необходимость так долго идти пешком.

Впрочем, даже если бы я выходила из дома вовремя, это расстояние тоже наверняка не радовало бы. Поздней весной и летом еще приятно пройтись, но вот в морозы зимой… Брр-р.

К счастью, зима прошла.

Суетливо роюсь в сумке, показываю охранникам на проходной пропуск (каждый день – одно и то же… раздражает), выхожу на улицу, сворачиваю в другой корпус…