В редкие приезды он замечал за женой удивительные метаморфозы. Ира по всем параметрам до красавицы не дотягивала, выходило что-то среднее между интеллигентной провинциалкой и деревенским фельдшером. В пору бабьего лета угловые формы округлились, черты лица стали миловиднее, и вечно перетянутый на голове хвостик чудесным образом перевоплотился в мягкие локоны, которые усердно завивались по утрам плойкой. В спальне на комоде появились разноцветные флаконы духов, завелась пухлая косметичка и яркая линейка губной помады. В шкафу висела светло-коричневая норковая шуба и пара комплектов кружевного белья. Тогда он подумал, что смена гарнизонного жилья на собственную квартиру пошла жене на пользу.

– Почему глазки не накрасила? – спросил однажды перед выходом в театр.

И она ничего не ответила, только резкой конвульсией дернулась щека. Больше вопросов Олег не задавал, а приезжая домой на побывку, привозил в качестве подарков израильские крема, восточные духи, один раз досталась ему контрабандой ажурная пакистанская шкатулка из сандалового дерева. Ирина два дня радовалась удивительному подарку, не выпускала из рук, принюхивалась и терялась в желаниях, что в нее положить.

– Никогда не замечал у тебя тягу к безделушкам.

Это был не упрек, а скорее ирония, но жена отреагировала резко и с подтекстом.

– А что ты вообще замечал?

Он увидел мимолетный испуг, последовавший за неосторожными словами, но не придал значения. Не почувствовал и перемену в супружеских отношениях. Каждый раз та страсть, с которой он набрасывался на ее тело, ослепляла, прибивала к земле, не давая глотнуть свежего воздуха, жестко сдавливала ребра и била под дых. В такие моменты Ирочка старалась не импровизировать, в точности следовала желаниям мужа, позабыв про личный интерес, отдавалась на волю инстинктам. Но с каждым разом ласки его становились грубее, примитивнее, отдавали каким-то пережитком, а неприличные просьбы приводили Ирину в ступор. Их брак так и не развился, остался где-то позади на жесткой койке студенческого общежития. В своих фантазиях он хотел ее по-всякому, до неприличия пошло, а на деле выходило как всегда. Через неделю отпуск заканчивался, Олег отбывал на место службы, а Ира с облегчением выдыхала до боли в легких.

Только выйдя на заслуженную пенсию, он почувствовал ее холодность. Жена что-то скрывала, вздрагивала от каждого вопроса, часто задерживалась на работе и уже не казалась такой счастливой как раньше. Сын без долгих объяснений вдруг захотел жить отдельно и в один прекрасный день привел для знакомства с родителями смущенную юную особу. Возражений не нашлось. Как-никак Егору исполнилось двадцать пять лет, пора и собственной семьей обзаводиться.

Через неделю Ира принесла в теплом шарфе коричневого щенка.

– Это немецкий шпиц. Фурсик, – пояснила она на его удивленный взгляд.

– Имя глупое.

– Нормальное имя.

– А что с ним делать?

– Кормить, гулять и любить.

– А без него нельзя?

– Нельзя.

Между ночными дежурствами Олег выгуливал собачку, ждал вечерами жену с работы, привыкал к гражданской жизни. В незнакомом городе друзей он так и не заимел. Да и сам город ему чем-то не приглянулся. Жаркое лето изводило духотой, умеренные зимы – слякотью и промозглым холодом, пробирающим до костей. Люди казались недоброжелательными, скупыми на эмоции. Радовала близость к морю. Но добираться до побережья в километровых пробках было слишком утомительно, и весь отдых сводился к недельному пребыванию в бухте Инал на базе «Нефтегазстроя», куда они ездили по совету Полины в первой половине июня, пока поток отдыхающих еще не набрал полную силу.