– Это вино прислали нам с Кубы. Вы видели Фиделя Кастро? Вы видели, какие у него уши? Я вам говорю – он аид!

Праздник урожая в календарной системе Моши Бордея – большой праздник. В этот день заканчивается сбор нового урожая. Соседи вечером символически допивают последний кувшин из урожая прошлого года. Текущий, а точнее, текший до этого момента год, таким образом, официально объявляется прошлым.

– Последний кувшин прошлого года! – говорит вечером Славик, высоко поднимая кружку, и весь двор взрывается криками радости. – С Новым годом, товарищи!

Лабухи неожиданно, кажется, даже для самих себя, извергают из всех своих раструбов гимн Советского Союза в печальной молдавской адаптации. На глазах Вахта – слезы. Он пытается даже петь гимн, но не помнит слов.

Лица жителей нашего двора легко объяснят, если на них посмотреть, почему Мош Бордей не прибегал или почти не прибегал – сотня литров не в счет – к такому методу виноделия, как выдержка. Потому что весь урожай одного года, собранный осенью и превращенный в вино, выливался в глотки и души жителей двора за пять времен: Осень, Зиму, Весну, Лето и Снова Осень. Дед не прибегал к выдержке, но дело вовсе не в том, к чему не прибегал Мош Бордей, а в том, как часто к нему самому прибегали – жители нашего двора, и жители других дворов, и каждый со своей судьбой: судьбы у всех людей разные, а вот просьба к моему деду – всегда одна и та же.

Здесь, наверное, нужно привести диалог.

Диалог такого или почти такого рода происходил всегда между дедом и пришедшим за вином ходоком, таких разговоров я наслушался с самого раннего детства, так что привожу его в наиболее типическом виде. В данном случае принять за ходока можно – да хотя бы Славика. Вот Славик, например, за вином к Моше Бордею ходил так.

Двор, скамейка возле палисадника. На скамейке сидит Мош Бордей и курит трубку. На плешивом асфальте перед скамейкой – кувшин и кружка.

– День добрый, Мош Бордей! – Это Славик: подходит и начинает подобострастно и в то же время как бы рассеянно и ни к чему.

Мош Бордей молча затягивается трубкой.

– Как же он меня подвел… Как подвел меня, да? – Славик провокаторски.

Мош Бордей молчит. Славик садится с ним рядом на скамейку.

– Я ж хотел к вам как положено прийти. С деньгами! Собирался взять у вас двадцать литров и еще хотел отдать вам вперед, сразу, за следующие двадцать – ну, чтоб сразу. Чтоб два раза не бегать, правильно? Плюс хотел вам отдать все, ну, по долгам, и по тем, с Восьмого марта, и по тем, про которые вы сказали, что за них уже и не надеетесь. Я же теперь при деньгах буду. У меня же дядя умер, в Черновцах. По ошибке, по пьянке. Простыл, ну и все. Был человек. И нет человека. Мне от него гараж остался. А гараж у меня попросил дружок дядин, он ему как брат был, даже ближе. Продай, говорит. Ну я продал, зачем мне гараж в Черновцах? Ударили по рукам, по телефону. Он должен был привезти мне бабки мои за гараж. Вчера еще. Я же наследник теперь. Ну а я бы сразу к вам, с деньгами, как положено. А он че сделал? Не приехал сегодня. Подвел меня. Ну что за люди, а?

На этом месте пауза. Славик переводит дыхание. Мош Бордей пыхтит своей трубкой, греется на солнце. И даже не смотрит на Славика.

– Че вы думаете?! – вдруг агрессивно, Славик, вскочив со скамейки. – Я без денег пришел? Че думаете, без денег пришел и типа еще на что-то рассчитывает, пониманье там, взаимопониманье там, да? Че думаете, синяк я, что ли, по типу плетет че-то, когда трубы горят?

Мош Бордей выдыхает дым и хмуро смотрит на Славика.

– Ну горят, да, горят, – неожиданно тихим, доверительным до вкрадчивости голосом признает Славик. – Ну надо, надо, дядя ушел, этот подвел, а я же отдам. Мне же так, ерунда, одну баночку в счет долга. А, Мош Бордей?