Послюнявила пальцы, словив на себе брезгливый взгляд обожжённой крали. Обложка блокнота стукнулась о столешницу. Страницы, потрёпанные по краям, побежали назад, показывая фамилии, даты явок, сведения о выданных освобождениях от работы. Я привыкла писать вразнобой, просто открывая блокнот на первом попавшемся чистом листе.

Наконец-то! Чистая страничка! Переплёт нежно хрустнул, открывая разворот…

В следующее мгновение я сама почувствовала себя ошпаренной. Когда кипяток попадает на кожу, первое время боль не ощущается. Лишь потом она накатывает неотвратимой волной, принося с собой багрянец воспаления и пузыри. Вот и я словно зависла в этом растянувшемся мгновении, что приходит перед болью. Воздух затвердел и стал стеклянным. Кожа онемела. Онемела голова. Онемели и мысли, превратившись в тяжёлые камни.

– Что? – только и смог выговорить задеревеневший язык.

– Всё хорошо, госпожа Альтеррони? – Шири оторвался от посетительницы и бросил в мусор охапку использованных бинтов. – Вы побледнели.

Сделала вдох. Выдох. И снова – вдох. Ни к чему плодить лишние слухи. Ни к чему.

– Малокровие, – отозвалась я. – Прибрали бы его Разрушители.

– Вам нужно есть больше мяса! – Шири со знанием дела погрозил пальцем. – Покровители не зря велели людям употреблять животных в пищу!

Слова Шири утонули в гомоне мыслей. Онемение отступало, только его место занимала не боль, а тревога. И ужас. Пронзительный ужас.

С разворота блокнота на меня смотрели кривые буквы, выведенные детской рукой. Они убегали со строчек, падали плашмя, словно их вычерчивали с закрытыми глазами. Четыре слова. Ни одной запятой. Четыре слова, оставляющие мурашки на коже. И уйму вопросов, распирающих голову.

«Споси нас тетя гатрэ», – кричали буквы.

***

– Альтеррони? – госпожа Стоун указала сухой рукой на кресло для посетителей. Казалось, что её загнутые ногти вот-вот продерут дыру в пространстве. – Садитесь сейчас же.

Как же я люблю госпожу Стоун за безупречный такт и хорошие манеры! Но ещё больше я люблю себя обманывать. Особенно в подобных ситуациях, когда просто необходимо себе это внушить.

Я нехотя протопала по половицам к столу исполняющей обязанности верховной жрицы и опустилась в кресло. Бордовый бархат обивки показался колючим, как наждак. Начало разговора не предвещало ничего хорошего.

– И что вы скажете в своё оправдание? – Стоун зыркнула ледяными глазками из-под густых бровей. – Я жду.

– В оправдание? – слова застряли между зубами, как волокна отварного мяса. Квадрат окна неожиданно показался слишком ярким, а воздух – слишком терпким. – Я ни в чём не провинилась, госпожа Стоун!

– Не провинились, говорите?! Вы не обслужили два адреса в дежурный день, – госпожа Стоун покачала головой. Хорошо ещё, что пальцем не погрозила. – В чём причина?

Кислота подступила к горлу. Живот скрутило спазмом. Этого ведь не может быть! Просто не может! Но осуждающий взор Стоун говорил сам за себя. Непоправимое случилось. И теперь оставалось выяснить, каким образом.

– Я прошла все адреса! – даже в разговоре с начальством я старательно избегала унизительного слова «обслуживать». – На одном, правда, мне не открыли дверь.

– Проспект металлургов, дом двадцать пять, – Стоун наморщила щёки.

– Да, да! – закивала, тщетно надеясь, что начальница примет мою сторону. – Элитный квартал.

– Ждать нужно было дольше, – отрезала Стоун хладнокровно. – Хозяйка не смогла с постели встать, а единственная на тот момент помощница в уборную отлучилась. Почему вы это не предусмотрели?

– Я и так прождала десять минут под проливным дождём! – я начала выходить из себя. – Без зонта, между прочим! Может, мне нужно было час протоптаться под их воротами, пока они все свои потребности удовлетворят, помимо базовых?!