Это было бы просто прекрасно. Я бы помогал всем вам, барахтающимся и цепляющимся за свои воздушные замки. Я бы стоял и упивался собственным человеколюбием… Стоял и не замечал, как в это же самое время мои проблемы уже накрыли меня с головой.

Поэтому, когда Бармен разразился своей очередной тирадой, в попытке заставить меня жалеть и сострадать, я молча прижал пустым бокалом деньги за первую порцию выпивки, посмотрел в его выцветшие глаза (рефлекторная попытка (увы, безуспешная) поиска частиц разумного и рационального начала в человеке), встал и вышел прочь из бара.

Да, уже стемнело. Причем, судя по часам, довольно давно. Я провел в этой дыре слишком много времени. И, наверное, уже смирился с тем, что поспать сегодня ночью не удастся.

На улице я вновь закурил и обдумал свои дальнейшие действия.

Маму будет не так-то просто разговорить. Он упёртая. Совсем, как Бармен. Только, в отличие от старика, с пышной рыжей шевелюрой на голове. И в короткой юбке. Конечно, не такой короткой, как носили её девочки. Но все же…

Главная проблема заключалась в том, что у меня не было рычагов давления на Маму. Она могла преспокойно послать меня куда подальше, даже не пустив на порог. Таковы особенности её борделя. Случайному пижону, проходящему мимо, будет трудно узреть внутренний мир этого волшебного местечка.

Конечно, я не был случайным пижоном. Мама знала меня. Но от этого было ничуть не легче. Не то, что бы я любил захаживать к её девочкам… Просто случай и взаимный интерес в некоторых делах сводили нас. Этой ночью они вознамерились свести нас вновь.

Каков будет итог встречи, не знали ни я, ни она.

Я докурил и сел в машину. Не люблю, когда курят в салоне. Кожа и пластик отлично впитывают дым. Образовавшийся отвратительный смрад просто сводит с ума. Все это выбивает из равновесия и мешает думать. Мешает сосредоточиться на деле.

Я отправился в Новый город.

В мамином борделе встречался абсолютно разношерстный контингент. Я бывал там ни раз и замечал, как надменных богатеев одетых с иголочки, так и гостей из Старого города, выглядящих совсем иначе.

Мама всегда руководствовалась доступными только ей одной жизненными ориентирами. И критериями в подборе клиентуры. Она опиралась ни сколько на толщину кошелька гостя, сколько на его репутацию.

Мама знала желания любого мужика, стоящего перед ней. И если чертовщина, творящаяся в мозгах этого извращенца, устраивала Маму, он получал от нее великодушно-сдержанную улыбку. А также допуск в вожделенные сады Эдема.

Дальше в работу включались девочки. Их было много. На любой вкус. На любой извращенный вкус.

После их ласк каждый кобель, пришедший сюда с синдромом ежевечернего спермотоксикоза, забывал обо всем на свете, становясь эпицентром сексуальной вселенной. Превращаясь в одну большую безмозглую эрогенную зону и влюбляясь без памяти в этих ночных бабочек, кружащих над его огоньком. Его кошельком.

Клиент оказывался на крючке в считанные минуты. И становился регулярным и нескончаемым источником дохода для этих длинноногих коварных стерв.

Бедный, бедный извращенец…

Ночная жизнь вовсю бурлила в Новом городе, и я поневоле попал в этот водоворот. Я плыл в потоке сверкающих Мерседесов и Бентли. В глазах пылал неон, в ушах гремела музыка и гудела толпа.

Сотни и тысячи толстосумов выволокли своих любовниц на ночной променад по казино и клубам. Их глаза блестели от кокаина и коллекционного шампанского. Их челюсти яростно пережевывали изысканные закуски, подаваемые официантами. Их головы были полностью свободны от любых мыслей и навязчивых тревог.

Богачи без конца хвастались друг перед другом. Своими тачками. Отполированными до зеркального состояния. И своими шлюхами. Перекаченными силиконом по последнему слову моды.