Во-вторых, Карвен за свою жизнь прочла очень много книг и была нашим мозговым центром – логичная, строгая и аккуратная, она могла просчитать любую операцию так, чтобы она не провалилась. Если Карвен сама шла на воровство, ее никогда не заметали быки[2] – удача любила эту девчонку больше, чем всех нас вместе взятых.

Ну и в-третьих… Карвен видела мертвых. Как и когда к ней пришла эта способность, она не говорила. Но мне казалось, именно с этим была связана непонятная болезнь, сгибавшая ее пополам.

Каждый раз, когда это случалось, Карвен убегала. Однажды я догнала ее… впервые увидела кровь и потом видела ее всякий раз. До дрожи боюсь вида крови. И все равно с самого первого дня я упрямо стараюсь не оставлять Карвен в такие моменты – из страха, что однажды она выблюет свою печень, сердце или еще какой-нибудь нужный орган. Хотя чем я ей в таком случае помогу…

Вокруг нас задрожал воздух, и я привычно зажмурилась. Открыв глаза, увидела, что над Карвен склонился высокий светловолосый мужчина в блестящем шлеме и красной форме, кое-где обугленной. От него исходило слабое свечение, а сквозь его голову я видела маячащий вдалеке лес. Я вздохнула: он был одним из тех, кто приходил довольно часто. Некоторые, например высокая дама в синем дождевике, являлись значительно реже, а этот был постоянным гостем… пожарный, погибший семь лет назад, как говорила Карвен… Их пальцы – живые девчоночьи и мертвые мужские – сплелись, лбы соприкоснулись… а потом призрак исчез. Я взглянула на Карвен: она улыбалась, на щеках появился слабый румянец.

– Карвен… – с дрожью в голосе позвала я.

– Теперь все хорошо, Вэрди.

Но мне не казалось, что регулярное общение с мертвецами хотя бы как-то можно обозначить словом «хорошо» – и даже то, что после этих встреч ей обычно становилось лучше, меня не успокаивало. Насколько же мне было легче от мысли, что Карвен просто чокнулась. Именно так я и считала, когда мы только познакомились. Пока сама не увидела это.

Карвен была для призраков помощником, хранителем, другом – черт знает кем еще, но в обмен они подпитывали ее, давали ей какие-то силы, непонятные мне. И мне совсем не хотелось знать об этом больше. Только в одном ужасно хотелось увериться, но никак не получалось, – что Карвен не умрет когда-нибудь прямо у меня на руках.

– Ты не хочешь поесть? – тихо спросила я. Она покачала головой:

– Не стоит. Я немного побуду одна, а потом лягу спать. Иди.

– Может быть, ляжешь со мной? Ночь холодная, недавно была гроза.

– Нет, Вэрди. Спасибо, но я как обычно – до снегопадов сплю тут, ты же знаешь.

Карвен жила в этом последнем, наиболее сильно пострадавшем багажном вагоне. В нем почти ничего не было, кроме толстого матраца, где она спала, магазинной тележки без колес, заменявшей ей книжный шкаф, и сломанного старого рояля, который, видимо, перевозили на этом поезде – он почему-то выпирал из покореженного вагона, и лишь половина находилась внутри. Последней достопримечательностью жилища была статуя какого-то политического деятеля, на которую Карвен вешала часть своей одежды.

– К тебе… никто больше не придет?

По интонации она поняла, что я имею в виду, и, улыбнувшись, покачала головой:

– Ты бы это почувствовала. Никто не придет. Не волнуйся. О Карвен я знала и еще одну вещь: с ней не стоит спорить.

Да и усталость давала о себе знать, снова вернулось чувство голода. Я поднялась, отряхнула джинсы и сказала:

– Зови, если что.

– Спасибо, милая.

Я уходила, точно зная, что она меня не позовет, даже если духи захотят утащить ее в преисподнюю или где они там обитают. Она никогда никого не звала.